поделаешь.  Вот  это,  я  понимаю,  женщина   степенная,   не   бродяжка
какая-нибудь, что татарам зубы вышибает! Здорова ли она?
   - Здорова, да только озабочена немного, у них двое средних из школы в
Лукове  в  войско  бежали,  -  ответил  Кетлинг.   -   Скшетуский,   тот
рад-радешенек, что в подростках этакая удаль, но мать есть мать!
   - А много ли там детей? - со вздохом спросила Бася.
   - Мальчиков двенадцать, а теперь  пошел  прекрасный  пол,  -  ответил
Кетлинг.
   - Над домом этим благословенье божье! - заметил Заглоба. - Я их всех,
что твой пеликан, собственной  плотью  вскормил...  Ужо  средним-то  уши
надеру! Коли приспичило им бежать, пускай бы сюда, к  Михалу,  бежали...
Стойте-ка, это, должно, Михалек с Яськом тягу дали? Их там тьма-тьмущая,
сам отец имена путал. А  ворон  на  полмили  окрест  не  увидишь,  всех,
шельмецы, из охотничьих ружей перебили. Да, другой такой женщины в  мире
не сыщешь! Я ей, бывало,  скажу:  "Елешка!  Сорванцы  у  меня  подросли,
нового бы надобно!" Фыркнет она на меня, а к сроку - нате  вам,  готово!
Вообразите, до чего дело дошло: не может, к примеру, какая-нибудь баба в
округе разродиться, тут же к Елешке - одолжите  мол,  одежку,  и,  богом
клянусь, помогало!..
   Все подивились, замолкли даже, и тут молчание нарушил вдруг маленький
рыцарь:
   - Слышишь, Баська?
   - Не надо, молчи! - ответила Бася.
   Но Володыевскому пришли в голову разные  хитрые  мысли,  как  бы  это
разом двух зайцев убить, и он заговорил, как бы невзначай,  и  о  чем-то
самом что ни есть обыкновенном:
   - Ей-богу, стоило бы навестить Скшетуских! Его, правда, не будет,  он
к  гетману  направится,  но  она-то  женщина  рассудительная,  не  в  ее
привычках судьбу искушать, дома, стало быть, останется.
   Тут он поворотился к Кшисе:
   - Весна близится, пора прекрасная. Нынче Баське  рано  еще,  но  чуть
позднее я бы, право, не стал противиться, из дружеского хотя  бы  долга.
Заглоба вас обеих туда бы отвез, а осенью, когда тут успокоится, и я  бы
вослед за вами двинулся...
   - Превосходная мысль! - вскричал Заглоба. - Я все равно  должен  туда
ехать, сколько можно черной неблагодарностью  им  платить.  Фу-ты,  стыд
какой, словно и забыл вовсе, что они существуют на свете!
   - Что скажешь, сударыня? -  спросил  Володыевский,  пристально  глядя
Кшисе в глаза.
   Но та неожиданно ответила с обычным своим спокойствием:
   - Я бы и рада, да невозможно это, я в Каменце с мужем останусь, ни за
что его не брошу.
   - Боже, что я слышу! -  вскричал  Володыевский.  -  Ты,  сударыня,  в
крепости хочешь остаться, а она без сомнения осаждена будет, и  при  том
не знающим милости врагом. Добро бы еще с политичным  каким  неприятелем
война предстояла, но тут-то ведь  с  варварами  будем  дело  иметь.  Ты,
сударыня, знаешь ли, что такое завоеванный город? Что такое турецкий или
татарский плен? Просто ушам своим не верю!
   - И все же иначе никак невозможно! - ответила Кшися.
   - Кетлинг, - в отчаянии вскричал маленький рыцарь, - ты настолько уже
под каблуком? Бога побойся, человече!
   - Размышляли мы долго, - сказал Кетлинг, - и на том порешили.
   - И сын наш уже в Каменце, под присмотром свойственницы моей. А  что,
разве Каменец не устоит?
   Тут Кшися устремила вверх свои безмятежные глаза.
   - Бог  турка  сильнее,  он  доверия  нашего  не  обманет!  А  я  мужу
присягала, что до самой смерти его не покину, так что место мое при нем.
   Маленький рыцарь ужасно сконфузился, он совсем иного ожидал от Кшиси.
   А  Бася,  с  самого  начала   разговора   смекнувшая,   куда   клонит
Володыевский, улыбалась лукаво; глянув на него, она сказала:
   - Слышишь, Михал?
   - Баська! Молчи, ни слова! - в чрезвычайном  замешательстве  вскричал
маленький рыцарь.
   И стал бросать отчаянные взгляды на Заглобу, от него ожидая спасения,
но этот предатель поднялся вдруг и сказал:
   - Надо бы и об угощении позаботиться, словами сыт не будешь.
   И вышел из комнаты.
   Михал выбежал следом и заступил ему дорогу.
   - Ну и что теперь? - спросил Заглоба.
   - Ну и что?
   - Чтоб ее, эту Кетлингову супругу! Боже  ты  мой!  Как  же  тут  Речи
Посполитой не погибнуть, когда бабы в ней правят?..
   - Ничего, сударь, не придумаешь?
   - Коли ты жены боишься, что тут придумаешь?  Вели  кузнецу  подковать
себя, и баста!

ГЛАВА XLIV

   Кетлинги гостили около трех недель. Бася после того  попыталась  было
встать с постели, но тут  обнаружилось,  что  ноги  еще  не  держат  ее.
Здоровье возвращалось раньше, чем силы, и лекарь велел ей  лежать,  пока
она окончательно не окрепнет.
   А тем временем пришла весна. Сперва подул теплый порывистый ветер  от
Дикого Поля и Черного моря и разорвал,  изодрал  в  клочья  завесу  туч,
словно истлевшее рубище, а потом принялся сгонять и разгонять  эти  тучи
по небу, как овчарка сгоняет и разгоняет стадо  овец.  Тучи,  убегая  от
ветра, часто осыпали землю крупными, точно ягоды, каплями дождя. Снег  и
лед растекались озерцами на равнинной степи; из лесных зарослей  потекли
тонкие струйки, на дне оврагов вздулись  ручьи,  и  все  это  с  веселым
шумом, гамом и рокотом неслось к Днестру, как дети несутся к матери.
   В разрывах туч ежеминутно показывалось солнце, ясное, помолодевшее  и
какое-то влажное, словно омытое в гигантской купели.
   Вот светло-зеленые ростки  трав  стали  проклевываться  из  размякшей
земли; тонкие веточки деревьев и кустарников набухли обильными  почками.
Солнце  грело  все  сильнее;  на  небе  появились  птичьи  стаи:  косяки
журавлей, диких гусей, аистов, затем ветер  принес  множество  ласточек;
заквакали хором лягушки в пригретых лужах; самозабвенно распевали мелкие
серые птахи, и по степям и оврагам, по лесам и рощам прокатилось  мощное
это, словно вся природа кричала в  радостном  упоенье:  "Весна!  Ого-го!
Весна!"