- Веди, сукин сын, да прямиком, не то прирежу!
   Тучи меж тем опустились так низко,  что  почти  уже  касались  земли.
Вдруг  полыхнуло  будто  жаром  из  печи  и  сорвался  бешеный   ураган;
ослепительный свет разорвал темноту, грянул  гром,  еще  и  еще  раз,  в
воздухе запахло серой,  и  снова  воцарилась  тьма.  Ужас  объял  табун.
Лошади,  подгоняемые  сзади  дикими  окриками  драгун,  неслись,  раздув
ноздри, разметав гривы, едва  касаясь  земли;  гром  не  умолкал  ни  на
минуту, ветер выл, а драгуны гнали как безумные в  этом  вихре,  в  этом
мраке, среди грохота, от которого земля, казалось, вот-вот треснет, сами
гонимые бурей и местью и  в  пустынной  этой  степи  подобные  страшному
хороводу призраков или злых духов.
   Пространство убегало перед ними. Вожатый был им без надобности, табун
несся прямо к стану татар, который был все ближе и ближе. Но прежде  чем
они достигли его, гроза разбушевалась с такою силой, словно небо и земля
обезумели. Весь горизонт запылал живым огнем,  при  свете  его  они  уже
издали увидели  стоявшие  в  степи  шатры;  мироздание  сотрясал  грохот
громов; казалось, клубы туч вот-вот  сорвутся  с  неба  и  обрушатся  на
землю. И в самом деле, хляби небесные разверзлись, и потоки дождя  стали
заливать степь. Лавина дождя заслонила свет, на несколько  шагов  ничего
не было видно вокруг, с  раскаленной  солнечным  жаром  земли  поднялась
густая мгла.
   Еще минута, и табун, а с ним и драгуны достигнут стана.
   Но перед самыми шатрами табун вдруг в диком переполохе  разбежался  в
разные стороны; в этот момент из трехсот грудей вырвался страшный  крик,
триста сабель засверкало от огня молний, и драгуны ворвались в шатры.
   Татары перед началом ливня видели в свете молний близящийся табун, но
никому не пришло в голову, сколь страшные гонят его табунщики. Удивило и
обеспокоило их, что табун гонят прямо на шатры, и они подняли  крик  для
устрашения лошадей. Сам Азья сын Тугай-бея, приподнял  полотняный  полог
и, несмотря на дождь, вышел наружу,  изобразив  гнев  на  грозном  своем
лице.
   Но как раз в эту минуту табун разбежался, а в дождевых потоках  и  во
мгле  зачернелись  какие-то  фигуры  -  было  их  много  больше,  нежели
табунщиков, - и загремел грозный крик:
   - Бей, убивай!..
   Ни на что уже не было  времени,  даже  на  то,  чтобы  подумать,  что
случилось, даже  на  то,  чтобы  испугаться.  Людской  смерч,  куда  как
страшнее и яростнее грозы, обрушился на табор.
   Прежде   чем   Тугай-беевич   успел   попятиться   в   шатер,   некая
сверхчеловеческая сила подняла его от земли; он почуял  вдруг,  что  его
сжимают в страшных объятьях и что от  этих  объятий  гнутся  его  кости,
трещат ребра; спустя мгновенье он увидел как бы в тумане лицо,  которому
предпочел бы лик дьявола, и потерял сознание.
   А тем временем закипела битва, вернее, жестокая резня. Гроза, темень,
внезапность нападения неведомых людей, несущиеся кони - все  это  лишило
татар возможности сопротивляться. Безумство страха охватило их. Никто не
знал, куда бежать, где скрыться, у  многих  не  было  при  себе  оружия,
многих нападение застигло во сне, и, одуревшие, ополоумевшие  от  ужаса,
они сбивались в кучи, падали, давя и топча друг друга. На  них  напирали
грудью лошади. Их секли сабли, топтали копыта. Ураган не  так  ломает  и
крушит молодую чащу, волки не так вгрызаются в отару очумелых овец,  как
это делали драгуны.
   Безумие одних и ярость, жажда мести других ширили размеры  поражения.
Потоки крови смешались с дождем. Татарам чудилось, будто небо валится на
них и земля разверзается  у  них  под  ногами.  Грохот  грома,  грозовые
раскаты, шум дождя, мрак, ужас грозы  -  все  это  жутким  эхом  вторило
резне. Кони драгун, тоже охваченные страхом, бросались  как  безумные  в
людскую гущу, в прах разнося ее, ломая, устилая трупами землю.
   Наконец небольшие кучки людей обратились в  бегство,  но,  ошалев  до
умопомраченья,  бежали  не  вперед,  а  по  кругу,  обежав   поле   боя,
сталкивались, как две встречные волны, падали и шли под меч.
   Наконец остатки их были полностью рассеяны,  бегущих  преследовали  и
секли без пощады, не беря пленных, пока рожки  в  лагере  не  протрубили
отбоя.
   Трудно представить себе набег более неожиданный,  и  поражение  более
страшное вообразить невозможно.  Три  сотни  человек  разогнали  на  все
четыре стороны рать почти в две тысячи  отборнейших  конников,  воинским
уменьем значительно превосходившую обыкновенные чамбулы.  Большая  часть
их лежала  скошенная  в  лужах  дождя  и  крови.  Остальные  рассеялись,
благодаря темноте спасли себе жизнь и бежали  куда  глаза  глядят,  быть
может, снова под нож. Гроза и  мрак  помогли  победителям,  словно  гнев
божий поддерживал их, обратившись против изменников.
   Опустилась глубокая ночь, когда Нововейский во главе драгун  двинулся
обратно к границам Речи Посполитой. Меж поручиком и  вахмистром  Люсьней
шел  конь  из  табуна.  На  спине  его  лежал   прикрученный   веревками
предводитель липеков, сын Тугай-бея Азья - без сознания, с переломанными
ребрами, но живой.
   Оба всадника то и дело на него  поглядывали,  да  так  внимательно  и
заботливо, будто везли сокровище и боялись обронить.
   Гроза проходила; по небу еще  скопом  мчались  тучи,  но  в  разрывах
засветились уже  звезды,  отражаясь  в  озерках,  образованных  в  степи
ливнем.
   В отдалении, ближе к рубежам Речи Посполитой, время  от  времени  еще
громыхал гром.

ГЛАВА XLIX

   Бежавшие татары дали знать  о  поражении  белгородской  орде,  оттуда
гонцы понесли весть в ордуигамаюн, то есть в стан  повелителя,  где  она
произвела впечатление необычайное. Правду говоря, Нововейскому не стоило
так уж спешить со своей добычею в Речь Посполитую - ибо не только что  в
первую минуту, но и в два последующие  дня  никто  его  не  преследовал.
Потрясенный  султан  не  знал,  что  предпринять.  Пока  что  он  послал
белгородские и добруджские чамбулы разузнать, что за войско появилось  в
окрестностях. Те пошли неохотно, дрожа за  собственную  шкуру.  Стоустая
молва  тем  временем  представила  случившееся  как   поражение   весьма
значительное. Жителей глубинной Азии и Африки, которые  до  сих  пор  не
ходили войной на Лехистан, но много слышали о грозной коннице  неверных,
обуял страх при мысли, что они вот-вот столкнутся с неприятелем, который
не стал дожидаться их в своих пределах,  но  отправился  искать  с  ними