дальше, то их заменяли другие эскортировать меня, и так до Парижа. После
провансальцев - дофинцы, после дофинцев - лионцы, после лионцев  -  бур-
гундцы составляли мой кортеж, и истинными заговорщиками, которые  приго-
товили мне всех этих друзей, были сами Бурбоны",- так рассказывал  Напо-
леон о своем шествии в первые дни после водворения в Тюильри.
   Но крестьян, по крайней мере отчасти, удовлетворить было  легко:  для
них Наполеон был символом полного уничтожения феодализма  и  обеспечения
крестьянской собственности на землю. Правда, крестьяне еще хотели, чтобы
не было войн и наборов, и чутко прислушивались, когда император  говорил
о своей будущей мирной политике. Но этот вопрос о  мире  был  во  всяком
случае не первым по важности. Важным был другой вопрос:  Наполеон  пони-
мал, что после 11 месяцев конституционной монархии Бурбонов и  некоторой
свободы прессы городская буржуазия ждет от него  хотя  бы  какого-нибудь
минимума свобод; ему нужно было поскорее  иллюстрировать  ту  программу,
которую он развивал, двигаясь к Парижу и разыгрывая революционного гене-
рала. "Я явился, чтобы избавить Францию от  эмигрантов",-  сказал  он  в
Гренобле.- "Пусть берегутся священники и дворяне, которые хотели  подчи-
нить французов рабству. Я их повешу на фонарях",- заявил он в Лионе.
   Он получил целый ряд адресов от старых якобинцев, уцелевших  каким-то
образом в провинции от преследований в его первое царствование; они  те-
перь приветствовали его как представителя революционной активности  про-
тив Бурбонов, монахов, дворян, священников. В Тулузе по городу весь день
носили бюст императора Наполеона с пением Марсельезы и с криками  "Арис-
тократов на пику!". К маршалу Даву, любимцу Наполеона, которого он  наз-
начил сейчас же по своем возвращении военным  министром,  обращались  из
провинции с просьбой, чтобы император ввел террор 1793 г. И сам Наполеон
знал очень хорошо это настроение. Уже ночью 20  марта,  как  только  его
внесли на руках во дворец, он сказал графу Моле: "Я нашел  всюду  ту  же
ненависть к попам и дворянству, и притом такую же сильную, как в  начале
революции".
   Но так же как в 1812 г. в Кремле он побоялся иметь союзником  русскую
крестьянскую революцию, так в 1815 г. в Тюильри он испугался  помощи  со
стороны жакерии и революционного террора. Он не позвал к себе на  помощь
ни "Пугачева" тогда, ни "Марата" теперь, и это не было случайностью. Тот
класс французского общества, который победил в эпоху революции и главным
представителем и укрепителем победы которого  являлся  Наполеон,  т.  е.
крупная буржуазия, был единственным классом,  стремления  которого  были
Наполеону близки и понятны. Именно в этом классе  он  хотел  чувствовать
свою опору, и в его интересах готов был вести борьбу. И как в 1812 г. он
чувствовал себя ближе к врагу, к Александру I, чем к крестьянской  массе
России, так в 1815 г. он не желал даже во имя борьбы с вражескими полчи-
щами звать на помощь революцию. "Я не хочу быть королем жакерии",-  ска-
зал Наполеон типичному выразителю буржуазных чаяний в этот момент,  Бен-
жамену Констану. Император велел позвать его во дворец вскоре после сво-
его нового воцарения именно по вопросу либеральной  государственной  ре-
формы, которая удовлетворила бы буржуазию, доказала бы новоявленное сво-
бодомыслие императора Наполеона и вместе с тем утихомирила бы  поднявших
голову якобинцев.
   Очень интересно отметить, что Наполеон отлично  сознавал  и  тогда  и
впоследствии, что только революционный подъем мог бы помочь ему  в  этот
момент, а вовсе не умеренно-либеральные конституционные узоры: "Моя сис-
тема защиты ничего не стоила, потому что средства были слишком не в уро-
вень с опасностью. Нужно было бы снова начать революцию, чтобы я мог по-
лучить от нее все средства, какие она создает.  Нужно  было  взволновать
все страсти, чтобы воспользоваться их ослеплением. Без этого  я  не  мог
уже спасти Францию",- говорил он, вспоминая о 1815 г. И знаменитый воен-
ный историк и теоретик генерал Жомини совершенно в этом случае  согласен
с императором. Отказавшись даже от попытки вызвать к жизни  1793  год  и
могучие силы, которые сам же он признал за  революцией,  Наполеон  велел
отыскать где-то спрятавшегося либерала и теоретика-публициста  Бенжамена
Констана и привести во дворец. Прятался Бенжамен Констан потому, что еще
всего только за один день до въезда Наполеона в Париж он печатно называл
возвращение императора общественным бедствием, а самого Наполеона имено-
вал Нероном.
   Бенжамен Констан предстал перед "Нероном" не без трепета и к восторгу
своему узнал, что его не только не расстреляют, но предлагают ему немед-
ленно изготовить конституцию для Французской империи.
   6 апреля Констана привели к императору, а 23 апреля конституция  была
готова. Она была странно окрещена: "Дополнительный  акт  к  конституциям
империи". Наполеон хотел, чтобы этим  была  установлена  преемственность
между первым и вторым его царствованиями. Бенжамен Констан  просто  взял
хартию, т. е. конституцию, данную королем Людовиком XVIII в 1814  г.,  и
сделал ее несколько либеральнее. Сильно был понижен  избирательный  ценз
для избирателей и для избираемых, но все-таки, чтобы попасть в депутаты,
нужно было быть богатым человеком. Несколько больше обеспечивалась  сво-
бода печати. Уничтожалась предварительная цензура,  преступления  печати
могли отныне караться лишь по суду. Кроме  избираемой  палаты  депутатов
(из 300 человек), учреждалась другая - верхняя  палата,  которая  должна
была назначаться императором и быть наследственной. Законы  должны  были
проходить через обе палаты и утверждаться императором.
   Наполеон принял этот проект, и новая конституция была опубликована 23
апреля. Наполеон не очень сопротивлялся либеральному творчеству Бенжаме-
на Констана. Ему хотелось только поотложить выборы и созыв  палат,  пока
не решится вопрос о войне, а там, если будет победа,  видно  будет,  что
делать и с депутатами, и с прессой, и с самим Бенжаменом  Констаном.  До
поры до времени эта конституция должна  была  успокоить  умы.  Но  либе-
ральная буржуазия плохо верила в его либерализм, и императора очень про-
сили ускорить созыв палат. Наполеон после некоторых возражений согласил-
ся и на 25 мая назначил "майское поле", когда должны были быть  оглашены
результаты плебисцита, которому император подверг свою  новую  конститу-
цию, должны были быть розданы знамена национальной гвардии  и  открыться
заседания палаты.
   Плебисцит дал 1552 450 голосов за конституцию и 4800 против.  Церемо-
ния раздачи знамен (фактически она произошла не 26 мая, а 1  июня)  была
величественной и волнующей; тогда же, 1 июня, открылись заседания  вновь
избранной палаты (называвшейся, как прежде, Законодательным корпусом).
   Всего полторы недели заседали народные представители, а Наполеон  был
ими уже недоволен и обнаруживал  гнев.  Он  был  абсолютно  не  способен
ужиться с каким бы то ни было ограничением своей власти и даже с призна-
ком чьего-либо независимого поведения. Палата выбрала своим  председате-