такими восторгами, как дворяне-роялисты, но что и купцы громко  говорят,
что они измучены и разорены войнами.
   Он почти не ложился в эту ночь. Настало утро 6 апреля 1814 г. Он  ве-
лел созвать маршалов и сказал им: "Господа, успокойтесь! Ни вам, ни  ар-
мии не придется больше проливать кровь. Я согласен отречься. Я бы  желал
для вас, так же как для моей семьи, обеспечить престолонаследие за  моим
сыном. Я думаю, что эта развязка была бы для вас еще выгоднее,  чем  для
меня, потому что вы жили  бы  тогда  под  властью  правительства,  соот-
ветствующего вашему происхождению, вашим  чувствам,  вашим  интересам...
Это было бы возможно, но низкая измена лишила вас положения,  которое  я
хотел бы за вами обеспечить. Если бы не уход 6-го корпуса (Мармона),  мы
бы достигли и этого и еще другого, мы могли бы поднять Францию. Но вышло
по-иному. Я покоряюсь своей участи, покоритесь и вы вашей. Примиритесь с
тем, чтобы жить при Бурбонах, и верно служите. Вы хотели покоя - вы  по-
лучите его. Но, увы! Пусть будет богу угодно, чтобы  я  ошибся  в  своих
предчувствиях, но мы не были поколением, созданным для покоя. Мир, кото-
рого вы желаете, скосит на ваших пуховых постелях скорее и больше  людей
из вашей среды, чем скосила бы война на бивуаках".
   Наполеон взял затем лист бумаги и прочел им следующее: "Так как союз-
ные державы провозгласили, что император Наполеон есть единственное пре-
пятствие к установлению мира в Европе,  то  император  Наполеон,  верный
своей присяге, - объявляет, что он отказывается за себя и за своих  нас-
ледников от трона Франции и от трона Италии, потому что нет  той  личной
жертвы, даже жертвы жизнью, которую он не был бы готов принести в  инте-
ресах Франции". Он сел за стол и подписал. Маршалы были взволнованы. Они
целовали его руки, осыпая его привычной лестью, которой  награждали  его
во время царствования. Сейчас же Коленкур с двумя маршалами  повез  этот
документ в Париж.
   Александр и союзники ожидали развязки с большой тревогой. Получив до-
кумент об отречении, они были в полном восторге.  Александр  подтвердил,
что остров Эльба будет дан Наполеону немедленно в полное державное обла-
дание, что римский король, сын Наполеона, и Мария-Луиза получат самосто-
ятельные владения в Италии. Все было кончено.
   В этот момент Наполеон обратился мыслью к тому, о чем  думал,  несом-
ненно, уже много раз во время своей блестящей  со  стратегической  точки
зрения, но политически безнадежной по самому существу дела кампании 1814
г. Уже и в 1813 г. маршалы, генералы, офицеры, свита, даже солдаты гвар-
дии замечали, что император без нужды подвергает себя смертельной  опас-
ности и делает это не так, как,  например,  в  прежних  войнах:  на  Ар-
кольском мосту в 1796 г. или на городском кладбище в Эйлау в 1807 г., т.
е. не тогда, когда это нужно было по тем или иным военным  соображениям,
а совершенно напрасно.
   Например, как уже было отмечено еще в 1819 г.,  после  гибели  Дюрока
император сел на пень и некоторое время сидел неподвижно, являясь как бы
живой мишенью для летавших вокруг  осколков  снарядов.  В  1814  г.  эти
странные поступки стали учащаться, и ошибиться в их значении было уж не-
возможно. Когда, например, в битве при  Арси-сюр-Об  20  марта  Наполеон
направился - опять-таки совсем без цели - к такому месту боя, которое по
его же приказу было очищено от солдат, так как там невозможно было  дер-
жаться, то генерал Эксельманс бросился за  императором,  чтобы  удержать
его, а маршал Себастьяни сказал Эксельмансу то, о чем все  давно  знали:
"Оставьте же его, ведь вы видите, что он делает это  нарочно;  он  хочет
покончить с собой!" Но ни картечь, ни ядра его не брали.
   На самоубийство Наполеон всегда смотрел как на проявление слабости  и
малодушия, и, очевидно, при Арси-сюр-Об и во многих предыдущих аналогич-
ных случаях в 1813 и 1814 гг. он как бы хитрил с самим собой, ища  смер-
ти, но смерти не от своей собственной руки, стремясь к  замаскированному
самоубийству.
   Но 11 апреля 1814 г., через пять дней после отречения, когда  уже  во
дворце Фонтенебло начались сборы к выезду его на остров Эльбу, Наполеон,
простившись с Коленкуром, с которым много времени проводил  в  эти  дни,
ушел в свои апартаменты и, как  потом  обнаружилось,  достал  пузырек  с
раствором опиума, лежавший у него в походном несессере, с которым он ни-
когда не расставался. Как мы уже видели. Наполеон еще в 1812  г.,  после
сражения у Малоярославца, где ему грозила опасность попасть в плен, при-
казал доктору Ювану дать ему сильно действующий яд на  всякий  случай  и
получил этот пузырек с опиумом, который и не вынимал из несессера полто-
ра года.
   Теперь, в Фонтенебло, он его вынул и выпил все содержимое.
   Начались страшные мучения. Коленкур, чуя недоброе, вошел к Наполеону,
приняв это за внезапную болезнь и хотел бежать за  доктором,  бывшим  во
дворце. Наполеон просил никого не звать и даже гневно  приказал  ему  не
делать этого. Спазмы были так сильны, что Коленкур все же вырвался,  вы-
бежал из комнаты и разбудил доктора, того самого Ювана,  который  и  дал
Наполеону после Малоярославца опиум. Доктор,  увидя  пузырек  на  столе,
сейчас же понял в чем дело. Наполеон начал жаловаться на то, что яд слаб
или выдохся, и стал повелительно требовать у доктора, чтобы он немедлен-
но дал нового опиума. Доктор убежал из комнаты, сказав, что никогда  та-
кого преступления не сделает во второй раз.
   Мучения Наполеона продолжались несколько часов, так как он  отказался
принять противоядие. Он категорически требовал скрыть от всех  происшед-
шее: "Как трудно умирать! Как легко было умереть на поле битвы! Почему я
не был убит в Арси-сюр-Об!" -  вырвалось  у  него  среди  страшных  кон-
вульсий.
   Яд не подействовал смертельно, и Наполеон с тех пор не  повторял  уже
попытки самоубийства и никогда не вспоминал о своем покушении.
   Сборы постепенно заканчивались. По условиям с  союзниками,  император
мог взять с собой на остров Эльбу один батальон своей гвардии.
   20 апреля 1814 г. все сборы были окончены. Экипажи для Наполеона, его
небольшой свиты и для комиссаров держав, которые должны  были  провожать
его на остров Эльбу, уже стояли у дворца.
   Наполеон пожелал проститься со своей гвардией. Гвардейцы  выстроились
в парадном дворе дворца, в том самом громадном дворе, который теперь так
известен путешественникам, осматривающим дворец Фонтенебло, и который  с
тех пор и получил свое историческое название "Двор  прощания"  (La  cour
des adieux).
   Впереди стояла с офицерами и генералами старая гвардия, сзади - моло-
дая гвардия. Когда император вышел, солдаты сделали на караул,  знамено-
сец преклонил знамя старой гвардии к ногам Наполеона:
   "Солдаты, вы мои старые товарищи по оружию, с которыми я  всегда  шел