торый существовал в империи в первой половине 1811 г. Но на этот раз  не
было и не могло быть  попыток  смягчить  безработицу  правительственными
субсидиями, не было и надежд на скорое прекращение безработицы.  В  1813
г., пока Наполеон воевал в Германии, парижская полиция стала замечать (и
отмечать в своих сообщениях) явление, о котором говорили,  правда  сдер-
жанно, уже в 1811 г.: рабочие явно роптали, раздражались, начинали  про-
износить, по донесениям полиции, "мятежные слова".
   Подавленные долгим железным гнетом военного  деспотизма  и  почти  не
выступавшие организованно уже больше 18 лет (с жерминаля и прериаля 1795
г.), рабочие предместья начинали роптать по мере обострения нужды и без-
работицы. Но все же и в 1813 г. дело не дошло не только до  восстания  в
рабочих кварталах столицы, не только до выступлений,  напоминающих  хоть
отдаленно жерминаль и прериаль, но даже до крупных  демонстраций.  И  не
только потому, что шпионаж был доведен до совершенства еще  при  Фуше  и
поддерживался при его преемнике Савари, герцоге Ровиго, и не только  по-
тому, что наружная полиция была представлена в изобилии и конные патрули
разъезжали по городу, и особенно по Сент-Антуанскому и  Сен-Марсельскому
предместьям, по улице Муффтар, по кварталу Тампль, и днем  и  ночью.  Не
потому также, что не было причин к самым горьким, к  самым  раздраженным
чувствам рабочей массы против правительства. Эти причины были.  Наполеон
- автор "рабочих книжек", ставивших рабочего человека в положение прямой
зависимости,- ведь эти книжки отдавали рабочего в полную власть хозяина;
Наполеон, ежегодно требовавший налога крови сначала взрослых сыновей,  а
потом 18-летних юношей и хоронивший их сотнями тысяч  на  далеких  полях
мировых побоищ; Наполеон, удушивший даже и тень какой бы то ни было воз-
можности для рабочего отстаивать себя от эксплуатации хозяев,-  не  имел
никаких прав на расположение со стороны рабочих масс.
   Но теперь, когда к французским границам приближалось,  как  в  начале
революции, вражеское нашествие, когда это вражеское нашествие шло затем,
чтобы восстановить господство аристократии и посадить на престол  Бурбо-
нов, среди рабочих царили растерянность  и  недоумение.  Образ  залитого
кровью деспота, ненасытного властолюбца вдруг  куда-то  отодвинулся.  На
сцену выступила опять ненавистная роялистская нечисть, эти эмигранты-из-
менники. Они снова идут на Францию и на Париж и, прячась в обозе инозем-
ного нашествия, уже наперед мечтают  о  восстановлении  дореволюционного
строя и изрыгают хулу на все, что было сделано революцией.
   Что же делать? Восстать в тылу Наполеона и этим облегчить врагам под-
чинение Франции их воле и водворение Бурбонов?
   Рабочая масса не восстала в конце 1813 г. и в начале 1814 г., хотя за
все наполеоновское царствование ей не приходилось так  страдать,  как  в
это время.
   Настроение буржуазии было иное. Промышленники в большинстве своем еще
готовы были поддерживать Наполеона. Они знали лучше других, чего  желает
и ждет Англия и как трудно будет бороться им с  английской  конкуренцией
вне и внутри страны, если Наполеон потерпит поражение. Крупная  торговая
буржуазия, финансисты, биржа давно уже жаловались на невозможность  жить
и работать при непрерывной войне и при произволе, возведенном в систему.
Давно уже начал катастрофически сокращаться внешний рынок; теперь не ме-
нее катастрофически сократился и внутренний рынок. Деньги были,  но  они
"прятались": это явление наблюдалось самыми разнообразными  свидетелями.
Денежные тузы уже утратили надежду на то, что в наполеоновское  царство-
вание когда-либо прекратятся войны, а после катастрофы великой  армии  в
России, и особенно после провала пражских мирных переговоров и Лейпцига,
мысль о  неизбежном  поражении  императора  не  позволяла  и  мечтать  о
сколько-нибудь устойчивом кредите, о торговых сделках и больших  заказах
и закупках. Нетерпение, горечь, уныние, раздражение охватили эту  (очень
значительную) часть буржуазии. Она быстро отходила от Наполеона.
   Что касается деревни, то там Наполеон еще мог бы найти опору.  Непре-
рывными рекрутскими наборами, всей массой физических и материальных  из-
держек Наполеон опустошил французскую деревню, и все же масса  собствен-
нического крестьянства (кроме Вандеи) особенно  страшилась  политических
перемен, которые несло с собой нашествие. Для крестьянства в его  подав-
ляющей  массе  Бурбоны  означали  возрождение  феодализма,   с   властью
сеньоров, с несвободой земли, с отнятием как церковных, так и  конфиско-
ванных у эмигрантов земельных имуществ, раскупленных участками буржуази-
ей и крестьянами в эпоху революции. Под страхом лишиться с таким  трудом
завоеванного права на  безраздельное  владение  своими  участками  земли
крестьянство готово было  и  дальше  терпеть  все  последствия  завоева-
тельной, грабительской внешней политики Наполеона.  Наполеон  оказывался
для деревни более терпим, чем старый феодальный строй, который  несли  с
собой Бурбоны.
   Наконец, была еще небольшая, но влиятельная  кучка:  старая  и  новая
аристократия. Старая (даже часть ее, служившая Наполеону), конечно, была
всегда ближе к Бурбонам, чем к нему. Новая -  маршалы,  графы,  герцоги,
бароны, созданные Наполеоном, щедро осыпанные золотом и всяческими импе-
раторскими милостями,- тоже далеко не единодушно поддерживала  императо-
ра. Они были просто утомлены той жизнью, которую должны были вести.  Они
жаждали использовать свои огромные материальные ресурсы  как  полагается
подлинным аристократам: пожить в почете и с комфортом, относя  свои  не-
давние военные подвиги в область приятных воспоминаний. "Вы  не  желаете
больше воевать, вам хочется погулять в Париже",раздраженно сказал  импе-
ратор в 1813 г. одному из своих генералов. "Да, ваше величество, я  ведь
так мало в своей жизни гулял в Париже!" - с горечью ответил  тот.  Жизнь
на бивуаках, среди вечных опасностей, под картечью, а главное, в  вечной
грандиозной азартной игре со смертью так измучила и утомила их, что  са-
мые храбрые и стойкие, как Макдональд, Ней, Ожеро,  Себастьяни,  Виктор,
самые преданные, как Коленкур или Савари, начинали прислушиваться к  на-
мекам и инсинуациям Талейрана и Фуше, которые уже давно во мраке  и  под
шумок терпеливо и осторожно готовили измену.
   Таково было положение, таковы были настроения, когда, проиграв  16-19
октября в Лейпциге так блистательно начатую весной кампанию 1813 г.. На-
полеон явился в ноябре в Париж и стал подготовлять новые силы, с которы-
ми должен был встретить двигавшееся на Францию нашествие европейских на-
родов.
   "Пойдемте бить дедушку Франца",- говорил  маленький  римский  король,
повторяя со всей серьезностью трехлетнего ребенка фразу, которой  научил
его Наполеон, обожавший своего сына. Император неудержимо смеялся,  слу-
шая эти слова, которые ребенок повторял,  как  попугай,  не  понимая  их
смысла. Между тем дедушка Франц, по мере приближения союзных армий к бе-
регам Рейна, был в очень большой и все возраставшей  нерешительности.  И