яния в совершенной ошибке, потому что для него это  поведение  вовсе  не
было ошибкой. "Если бы я был не собой, а своим собственным внуком,- иро-
нически говаривал он,- я мог бы возвратиться побежденным  и  царствовать
после потерь". И еще несколько раз он пояснял свою мысль, говоря о  раз-
нице между собой и монархами, царствующими по наследственному праву.
   После ужасов московского похода, приведших  в  подавленное  состояние
почти все население Франции, Париж  встретил  Наполеона  беспрекословным
повиновением. Он так же встретил бы его и подавно, если бы после блестя-
щей весенней кампании 1813 г. он  вернулся,  сохранив  все  колоссальные
свои владения, и без далекой балканской, ненужной  Иллирии,  пожертвовав
только Варшавским герцогством и Рейнским союзом, где он даже и правил не
лично, а через вассалов, которые вовсе не входили в состав его  империи.
Но он знал, что эти уступки, этот отказ от мысли доделать мировую  импе-
рию означали бы и экономическую и политическую победу Англии. Та задача,
которую он считал своей, оставалась бы невыполненной,  французская  тор-
говля и промышленность были бы дальше бессильны бороться  с  английской,
кризис 1811 г. стал бы хроническим явлением, безработица тоже,  "револю-
ция пустого желудка", не боящаяся пуль, свила бы себе прочное  гнездо  в
рабочих центрах, в столице и провинции, а буржуазии он, верный,  могучий
ее вождь в экономической борьбе против Англии, стал бы просто не  нужен.
Во имя чего французская буржуазия и дальше переносила бы его неслыханный
деспотизм? А править иначе он и не хотел и органически не мог.  Вот  что
заставило Наполеона - как раз в те самые дни, когда Меттерних  выбивался
из сил, чтобы убедить его отказаться от Гамбурга, Бремена и  Любека,пос-
лать туда Даву с жестокими приказами о расстрелах  и  конфискациях.  Вот
что побуждало его думать не о мире и возвращении в Париж,  но  о  походе
снова на Вислу и Неман, вот что сделало переговоры Праге пустой  комеди-
ей. Ему говорили об уступке Гамбурга, а он думал о Немане; ему предлага-
ли отказаться от Иллирии, а он все еще не отзывал из Турции, Персии, Си-
рии, Египта своих агентов и разведчиков, которых послал туда перед похо-
дом на Россию. Спор этот могли решить только пушки, а не дипломатические
тонкости.
   Австрийская дипломатия, в сущности, не хотела ни окончательной победы
Наполеона над коалицией, ни окончательной победы коалиции  над  Наполео-
ном, которая дала бы гегемонию русскому царю. Меттерних  желал  склонить
Наполеона к уступкам и, приехав в Дрезден, где жил император, явился  во
дворец 28 июня 1813 г.
   Наполеон начал с угроз, прямо обвиняя Австрию  в  том,  что  она  под
предлогом посредничества готовится примкнуть к  коалиции.  "Объяснитесь:
вы хотите воевать со мной? Значит, люди неисправимы! Уроки им ни для че-
го не служат! Русские и пруссаки, несмотря  на  жестокий  опыт,  осмелев
после успехов последней Зимы, дерзнули пойти против меня,- и я их побил.
Вы тоже хотите Получить в свою очередь? Хорошо, вы получите свое. Я  вам
назначаю свидание в Вене в октябре!"
   Меттерних почтительно, но очень твердо возразил, что ничего подобного
Австрия не имеет в виду, а хочет прочного мира. И тут же перечислил  ус-
ловия: все остается при Наполеоне, если  он  уступит  Иллирию,  Гамбург,
Бремен и Любек, герцогство Варшавское и откажется от  звания  протектора
Рейнского союза. Наполеон пришел в бешенство. "Я знаю  ваш  секрет!  Вы,
австрийцы, хотите всю Италию, ваши друзья русские хотят Польшу, пруссаки
- Саксонию, англичане - Бельгию и Голландию... и если я уступлю сегодня,
вы у меня всего этого потребуете завтра! Но для этого будьте готовы  мо-
билизовать миллионы людей, пролить кровь нескольких  поколений  и  вести
Переговоры у подножия Монмартра!"
   Меттерних ответил, что ничего подобного от него не требуют, что  мир,
который ему предлагается, это почетный, славный мир.  Наполеон  выдвинул
тогда такой аргумент: даже малейшая уступка его унизит. "Ваши  государи,
рожденные на троне, не могут понять чувств, которые  меня  воодушевляют.
Они возвращаются побежденными в свои столицы, и для них это все равно. А
я солдат, мне нужна честь, слава, я не могу показаться  униженным  перед
моим народом. Мне нужно оставаться великим, славным, возбуждающим восхи-
щение!"
   На это Меттерних ответил, что если так, то война никогда не кончится,
а вся Европа и Франция тоже утомлены войной и нуждаются в  мире.  "Госу-
дарь, я только что проходил мимо ваших полков; ваши  солдаты-  дети.  Вы
произвели несколько преждевременных наборов и  призвали  в  войска  едва
лишь сформировавшиеся возрасты. Когда это поколение будет уничтожено ны-
нешней войной, произведете ли вы следующий досрочный набор? Призовете ли
еще более молодых?"
   Наполеон побледнел от ярости, вспоминает Меттерних, и швырнул на зем-
лю свою шляпу. "Вы не военный, у вас нет души солдата, какая есть у  ме-
ня, вы не жили в лагере, вы не привыкли презирать свою  и  чужую  жизнь,
когда это нужно. Что для меня значит 200 тысяч человек?" Наполеон был  в
одном из тех припадков гнева, когда говорил циничнейшие  вещи,  стремясь
оскорбить противника. "Наконец, французы, кровь которых вы тут  защищае-
те, не могут так уж жаловаться на меня. Я потерял, правда в  России  200
тысяч человек; в том числе было 100 тысяч лучших французских  солдат;  о
них я,  действительно,  жалею.  Что  касается  остальных,  то  это  были
итальянцы, поляки и главным образом немцы!" При последнем слове он  сде-
лал пренебрежительный жест. "Допустим,-  ответил  Меттеринх,но  согласи-
тесь, государь, что это не такой аргумент,  который  следует  приводить,
говоря с немцем". Разговор, конечно, ни к чему не привел после  подобных
заявлений. Наполеон стал издеваться над тем, что Австрия  преувеличивает
свои военные силы, и на просьбу Меттерниха позволить ему взять  на  себя
дипломатическое посредничество на указанных условиях, Наполеон вскричал:
"А, вы настаиваете! Вы все-таки хотите мне диктовать законы! Ах, Меттер-
них! - в гневе кричал император.- Скажите, сколько Англия вам заплатила,
чтобы заставить вас играть эту роль против  меня?  Хорошо,  пусть  будет
война! Но до свидания, увидимся в Вене!"
   Когда Меттерних откланялся и вышел в зал, то маршалу Бертье, спросив-
шему о результатах переговоров (сам Бертье страстно желал мира и  считал
условия вполне приемлемыми и почетными), Меттерних сказал: "Клянусь вам,
ваш повелитель потерял рассудок!"
   Несмотря на эту сцену (где, между прочим,  Наполеон  заявил,  что  он
оказал Австрии милость и снисхождение, взяв в жены  Марию-Луизу,  и  что
это была с его стороны ошибка), Наполеон,  ничем  не  обязываясь  офици-
ально, согласился в конце концов на австрийское посредничество. Пока  по
приглашению Меттерниха русский, прусский  и  австрийский  уполномоченные
съезжались к 12 июля 1813 г. в Прагу и время тянулось за бесплодными пе-
реговорами, армия Наполеона укреплялась, но общее политическое положение