лем Ланжюине, умеренного либерала, бывшего жирондиста, которого Наполеон
не очень жаловал. Еще и оппозиции никакой в этом нельзя было усмотреть -
Ланжюине определенно предпочитал Наполеона Бурбонам,-  а  император  уже
сердился и, принимая всеподданнейший и очень почтительный адрес от Зако-
нодательного корпуса, сказал: "Не будем подражать примеру Византии,  ко-
торая, теснимая со всех сторон варварами,  стала  посмешищем  потомства,
занимаясь отвлеченными дискуссиями в тот момент,  когда  таран  разбивал
ворота города". Он намекал на европейскую коалицию, полчища  которой  со
всех сторон устремились к пределам Франции.
   Он принял адрес народных представителей 11 июня, а на другой день, 12
июня, выехал к армии, на последнюю в его жизни гигантскую схватку с  Ев-
ропой.
   Уезжая к армии, Наполеон хорошо понимал, что он оставляет в тылу  лю-
дей весьма ненадежных и что дело не столько в либералах  собравшейся  11
июня палаты, сколько в человеке, которого он сейчас  же  по  возвращении
своем с острова Эльбы опять сделал министром полиции. Жозеф  Фуше  ухит-
рился перед самым въездом Наполеона в Париж  вызвать  против  себя  гнев
Бурбонов и опалу, и этот искусный прием доставил ему место министра, как
только Наполеон вошел в Париж. Что Фуше способен на всякую интригу, под-
лость и измену, это Наполеону было очень хорошо известно. Но, во-первых,
в Вандее было неспокойно, а Фуше знал, как никто, вандейские инсуррекции
и умел, как никто, с ними бороться, а во-вторых, император  надеялся  на
ссору Фуше с Бурбонами. Вместе с тем, как и в первое свое  царствование,
используя полицейские и провокаторские таланты  Фуше,  Наполеон  учредил
особое, совсем уже засекреченное, наблюдение за самим Фуше. Наблюдателем
за Фуше он назначил Флери де Шабулона,  того  самого,  который  приезжал
тайком к императору на остров Эльбу. Флери де Шабулон однажды разоблачил
какие-то тайные махинации между Фуше и Меттернихом. Правда, Фуше  отвер-
телся от опасности, но Наполеон все-таки заключил (дело было еще в  мае)
разговор с ним следующими словами: "Вы изменник, Фуше! Мне бы  следовало
приказать вас повесить!" На что Фуше, за свою долгую службу при Наполео-
не уже несколько привыкший к таким оборотам  беседы,  отвечал  с  низким
поклоном, изогнувшись в три погибели: "Я не разделяю этого мнения вашего
величества".
   Но что же было делать? И палата смирится, и Фуше будет верен и обезв-
режен, если удастся победить союзников. А если не удастся, то не все  ли
равно, кто похоронит империю: либеральные депутаты или неверные  минист-
ры?
   Наполеон полагался на Даву, которого оставил на правах генерал-губер-
натора Парижа и военного министра, полагался на старого убежденного рес-
публиканца Карно, который прежде ни за что не хотел служить деспоту, за-
душившему республику, а теперь, в 1815 г., сам предложил Наполеону  свои
услуги, считая Бурбонов наихудшим злом.
   Наполеон твердо знал, что и рабочие предместья (голодавшие в 1815  г.
еще больше, чем весной 1814 г.) не восстанут у него в тылу, так  же  как
они не восстали ни в 1814 г., ни еще раньше, в 1813 г.,-и  тоже  по  той
самой причине, по какой Карно пошел к нему теперь на службу  и  якобинцы
приветствовали его высадку в бухте Жуан. Он понимал, что  и  рабочие,  и
Карно, и якобинцы в провинции сейчас смотрят на него не как на императо-
ра, защищающего свой престол от другого монархического  претендента,  но
как на вождя войск послереволюционной Франции, который отправляется обо-
ронять территорию от интервентов и  от  Бурбонов,  идущих  восстановлять
старый строй. Этот военный вождь был к тому же в глазах всего  света,  и
друзей и врагов, неподражаемым мастером и художником в деле войны, гени-
альнейшим из всех когда-либо существовавших до того времени великих пол-
ководцев, виртуозом военной стратегии и тактики. Страна и стоявшая перед
ней Европа замерли в ожидании.
   Эта последняя в  жизни  Наполеона  война  являлась  всегда  предметом
страстных споров и обильно была использована не только научной, но и ху-
дожественной литературой. О ряде фатальных случайностей, вырвавших у На-
полеона уже совсем будто бы готовую победу, говорит почти вся  литерату-
ра.
   С точки зрения научного, реалистического анализа событий этот  вопрос
о случайностях может иметь разве только военно-технический интерес. Если
даже, не вникая и не критикуя, принять без малейших возражений, с полной
готовностью тезис, что не будь таких-то случайностей,  Наполеон  выиграл
бы битву под Ватерлоо, то все равно главный результат  всей  этой  войны
был бы тот же самый: империя погибла бы, потому что Европа только  начи-
нала развертывать все свои силы, а Наполеон уже окончательно  истощил  и
свои силы и военные резервы.
   Из 198 тысяч, которыми располагал Наполеон 10  июня  1815  г.,  более
трети было разбросано по разным местам страны (в одной только Вандее  на
всякий случай пришлось оставить до 65 тысяч человек). У  императора  для
предстоящей кампании было непосредственно в руках около  128  тысяч  при
344 орудиях в составе гвардии, пяти армейских корпусов и резерва кавале-
рии. Кроме того, имелась чрезвычайная армия (национальная гвардия и пр.)
в 200 тысяч человек, из которых половина не  обмундированных,  а  третья
часть не была вооружена. Если бы кампания затянулась, то  он,  используя
организационную работу своего военного министра Даву, мог бы  собрать  с
величайшими усилиями еще около 230-240 тысяч человек. А как же  кампания
в случае побед Наполеона могла не затянуться, когда англичане, пруссаки,
австрийцы, русские выставили уже сразу около 700 тысяч человек, а к кон-
цу лета выставили бы еще 300 тысяч и к осени  еще  дополнительные  силы?
Они рассчитывали в общем выставить больше миллиона бойцов.
   Коалиция совершенно непоколебимо решила покончить с Наполеоном. После
первого испуга и упадка духа все правительства держав, представители ко-
торых заседали на Венском конгрессе, обнаружили необычайную энергию. Все
попытки Наполеона завести с какой-нибудь державой сепаратные  переговоры
были отклонены, Наполеон был объявлен вне закона как  "враг  человечест-
ва".
   Достаточно напомнить, даже оставляя в стороне второстепенные державы,
что после Ватерлоо немедленно во Францию  вторглись  армии:  австрийская
(230 тысяч человек), русская (250 тысяч человек),  прусская  (310  тысяч
человек), английская (100 тысяч человек). Составляться эти армии  начали
с большой поспешностью тотчас после получения известий о высадке Наполе-
она на юге Франции.
   Кроме ненависти к захватчику и завоевателю, кроме ужаса перед  страш-
ным полководцем и вечным победителем, на этот раз на Александра, Франца,
Фридриха-Вильгельма, Меттерниха, лорда  Кэстльри  (очень  обеспокоенного
как раз в это время настроениями рабочих и буржуазно-реформистскими  те-