бюрократического аппарата, и устройство армии, устройство университетов,
высшей и средней школы, и конкордат с папой - словом,  остался  наполео-
новский государственный аппарат, но только вместо самодержавного импера-
тора наверху сидел "конституционный" король.
   Самую конституцию короля заставили дать, и прежде всего настаивал  на
этом Александр I, убежденный, что без конституции  Бурбоны  и  вовсе  не
продержатся. Эта конституция давала избирательные права  лишь  маленькой
кучке очень богатых людей (одной сотне тысяч из 28- 29 миллионов населе-
ния).
   Приверженцы полной реставрации старого строя, "ультрароялисты",  были
в бешенстве по поводу этой конституции.  Почему  узурпатор  столько  лет
правил с диктаторской властью, а законный божьей милостью король ограни-
чен в своих правах? Были они недовольны и многим  другим.  С  первых  же
дней они не переставали кричать о том, что их земли,  некогда  конфиско-
ванные при революции и распроданные с публичных торгов крестьянам и бур-
жуазии, должны быть им возвращены. Конечно,  никто  не  осмелился  этого
сделать, но уже самые разговоры внушали крестьянам сильное  беспокойство
и страшно волновали деревню.
   Духовенство всецело стояло на стороне вернувшихся дворян-эмигрантов и
даже с церковного амвона проповедовало, что крестьян,  некогда  купивших
конфискованные земли, постигнет божий гнев и их пожрут собаки, как  биб-
лейскую Иезавель.
   Вернувшиеся дворяне вели  себя  очень  нагло.  Были  случаи  избиения
крестьян, причем избитый не мог в суде найти управы на обидчика. Те, кто
был поумнее при дворе Людовика XVIII, с отчаянием видели, что творится в
деревне и как волнуют деревню слухи об отнятии земли, но поделать ничего
не могли.
   Что касается буржуазии, то здесь дело обстояло так.  В  самый  первый
момент падения империи буржуазия в главной своей массе ощутила даже  об-
легчение: явилась надежда на прекращение бесконечных войн, на  оживление
торговли, на прекращение наборов (в последние годы империи буржуазия уже
не могла ставить вместо своих сыновей нанятых заместителей, как  прежде,
так как людей уже не хватало); явилась также надежда на прекращение про-
извола, вредившего делам. Даже крупная промышленная буржуазия уже перес-
тала в 1813-1814 гг. смотреть на империю как на необходимое условие сво-
его благополучия.
   Но прошло несколько месяцев после падения империи и отмены  континен-
тальной блокады, и широкие слои торгово-промышленной  буржуазии  подняли
вопль: правительство Бурбонов на первых порах не смело и помыслить о ре-
шительной таможенной борьбе против англичан, так  много  содействовавших
падению Наполеона. Если кто из буржуазии принял Бурбонов с известным со-
чувствием и сравнительно дольше сохранял к ним симпатии, то это была ин-
теллигенция - люди свободных профессий, адвокаты, доктора, журналисты  и
т. д. После железного деспотизма Наполеона -  умереннейшая  конституция,
данная Людовиком XVIII, казалась им необычайным благом. Увеличилось  ко-
личество газет, брошюр, книг, о чем при Наполеоне и речи быть не  могло.
Но эта образованная масса, воспитанная на просветительной  литературе  и
свободомыслии XVIII в., очень скоро стала раздражаться засилием,  прояв-
ленным духовенством и при дворе Бурбонов, и в администрации, и в общест-
венной жизни. Гонения на все, напоминающее вольтерьянский дух, было под-
нято со всех сторон. Фанатики юродствовали особенно в провинции, где но-
вые чиновники назначались кое-где по выбору и рекомендации церкви.
   С каждым месяцем Бурбоны и их приближенные все более и более расшаты-
вали свое положение. Бессильные восстановить  старый  строй,  уничтожить
гражданские законы, данные  революцией  и  Наполеоном,  бессильные  даже
только прикоснуться к зданию, сооруженному Наполеоном, они провоцировали
своими словами, своими статьями, своей ярой агитацией, своим дерзким по-
ведением как крестьянство, так и буржуазию. Их угрозы и провокации лиша-
ли устойчивости все политическое положение.  Особенно  взволнована  была
деревня.
   Было и еще одно обстоятельство, имеющее большое значение.  Солдатская
масса почти вся, а офицерство в значительной степени относились к Бурбо-
нам, как к навязанному извне необходимому злу,  которое  нужно  молча  и
терпеливо переносить. По мере того как шло  время,  отходили  в  прошлое
страшные раны и увечья, и непрерывная долголетняя бойня, и ужасы отступ-
ления из России. Все это бледнело и забывалось, а выступали воспоминания
о воителе, водившем их к неслыханным победам, покрывшем их  навеки  сла-
вой. Для них он был не только прославленным героем, величайшим полковод-
цем и властелином полумира,- он оставался для них в то  же  время  своим
братом-солдатом, маленьким капралом, помнившим их по имени, дергавшим их
за уши и за усы в знак своего благоволения. Им всегда казалось, что  На-
полеон их точно так же любит, как они его. Ведь император очень  успешно
всегда поддерживал и укреплял в них эту иллюзию.
   Офицерство по отношению к Бурбонам было не так  враждебно  настроено,
как солдаты. По крайней мере часть их, бесспорно, была страшно  утомлена
войнами и тоже искала покоя. Но  Бурбоны,  во-первых,  не  доверяя  офи-
церству политически, а во-вторых,  не  имея  нужды  в  содержании  таких
больших кадров, уволили сразу очень много офицеров в отставку,  переведя
их на половинную пенсию. Другие, оставшиеся на службе, со злобой и през-
рением относились к новым, молодым офицерам из роялистского  дворянства,
которых им часто сажали на шею в качестве начальства. Раздражало  солдат
и офицеров также белое знамя, введенное Бурбонами  взамен  трехцветного,
бывшего при революции и при Наполеоне. Для наполеоновских  солдат  белое
знамя было знаменем изменников-эмигрантов, которых они встречали и  били
в былые годы, когда нужно было отразить натиск интервентов.  Теперь  под
этим знаменем пришли и водворились при  помощи  русских,  австрийских  и
прусских штыков эти самые контрреволюционные изменники, желающие к  тому
же, как пишут из деревни, отнять у крестьян землю...
   "Где он? Когда он снова явится?" Этот вопрос встал в казарме и в  де-
ревне раньше, чем где бы то ни было в других слоях населения.
   Наполеон знал это. Он знал и другое. Через  Италию,  наконец,  просто
через газеты до него доходили известия и о том, что делается на  Венском
конгрессе. Он следил за тем, как государи и дипломаты делят его огромное
наследство и никак поделить не могут,  как  его  завоевания,  отнятые  у
Франции, возбуждают жадность и ссорят бывших союзников.  Он  видел,  что
Англия и Австрия решительно выступают против России и Пруссии и по  воп-
росу о Саксонии и по вопросу о Польше. Прежнего единства действий  евро-
пейских держав, положившего в 1814 г. конец великой  империи  Наполеона,
ожидать было нельзя...
   В декабре 1814 г., гуляя около своего дворца в Порто-Феррайо (главном