так же жестоко, как он всегда это делал, покарать сирийские деревни, ко-
торые находил нужным покарать.
   Любопытно отметить, что во время этого тяжкого обратного пути из  Си-
рии в Египет главнокомандующий делил с армией все трудности этого  похо-
да, не давая себе и своим высшим начальникам никакой поблажки. Чума  на-
седала все более и более. Чумных оставляли, но раненых и больных не  чу-
мой брали с собой дальше. Бонапарт велел всем спешиться, а лошадей,  все
повозки и экипажи предоставить под больных и раненых. Когда после  этого
распоряжения его главный заведующий конюшней, убежденный, что для  глав-
нокомандующего должно сделать исключение, спросил, какую лошадь оставить
ему, Бонапарт пришел в ярость, ударил вопрошавшего  хлыстом  по  лицу  и
закричал: "Всем идти пешком! Я первый пойду! Что, вы не знаете  приказа?
Вон!"
   За этот и подобные поступки солдаты больше любили и на  старости  лет
чаще вспоминали Наполеона, чем за все его победы и  завоевания.  Он  это
очень хорошо знал и никогда в подобных случаях не колебался; и никто  из
наблюдавших его не мог впоследствии решить, что и когда тут было  непос-
редственным движением, а что - наиграно и обдумано. Могло быть  одновре-
менно и то и другое, как это случается с великими актерами. А Наполеон в
актерстве был действительно велик, хотя на заре его деятельности, в  Ту-
лоне, в Италии, в Египте, это его свойство стало открываться  пока  лишь
очень немногим, лишь самым проницательным из самых близких. А среди  его
близких было тогда мало проницательных.
   14 июня 1799 г. армия Бонапарта вернулась в Каир. Но недолго еще суж-
дено было если не всей армии, то ее главнокомандующему оставаться в  за-
воеванной им и покорившейся стране.
   Не успел Бонапарт отдохнуть в Каире, как пришла весть, что близ  Абу-
кира, там, где за год до того Нельсон уничтожил французские  транспорты,
высадилась турецкая армия, присланная освободить Египет от  французского
нашествия. Сейчас же он выступил с войсками из Каира и направился на се-
вер к дельте Нила. 25 июля он напал на турецкую армию  и  разгромил  ее.
Почти все 15 тысяч турок были перебиты на  месте.  Наполеон  приказал  в
плен не брать, а истребить всех. "Эта битва - одна из прекраснейших, ка-
кие я только видел: от всей высадившейся неприятельской армии не  спасся
ни один человек",торжественно  писал  Наполеон.  Французское  завоевание
этим казалось вполне упроченным на ближайшие годы. Ничтожная часть турок
спаслась на английские суда. Море по-прежнему было во  власти  англичан,
но Египет прочнее, чем когда-либо, был в руках Бонапарта.
   И тут произошло внезапное, никем не предвиденное событие. Долгие  ме-
сяцы отрезанный от всякого сообщения с Европой, Бонапарт из случайно по-
павшей в его руки газеты узнал потрясающие новости: он узнал, что,  пока
он завоевывал Египет, Австрия, Англия,  Россия  и  Неаполитанское  коро-
левство возобновили войну против Франции, что Суворов появился в Италии,
разбил французов, уничтожил Цизальпинскую республику, движется к Альпам,
угрожает вторжением во Францию; в самой Франции - разбои, смуты,  полное
расстройство; Директория ненавистна  большинству,  слаба  и  растерянна.
"Негодяи! Италия потеряна! Все плоды  моих  побед  потеряны!  Мне  нужно
ехать!" - сказал он, как только прочел газету.
   Решение было принято сразу. Он передал верховное командование  армией
генералу Клеберу, приказал в спешном порядке и строжайшей  тайне  снаря-
дить четыре судна, посадил на них около 500 отобранных им людей и 23 ав-
густа 1799 г. выехал во Францию, оставив Клеберу большую,  хорошо  снаб-
женную армию, исправно действующий (им самим созданный) административный
и налоговый аппарат и безгласное, покорное, запуганное население  огром-
ной завоеванной страны.

   Глава IV ВОСЕМНАДЦАТОЕ БРЮМЕРА 1799 г.
   Наполеон отплыл из Египта с твердым и непоколебимым  намерением  низ-
вергнуть Директорию и овладеть верховной властью в государстве. Предпри-
ятие было отчаянное. Напасть на республику, "поставить точку  к  револю-
ции", начавшейся взятием Бастилии больше десяти лет назад,  сделать  все
это, даже имея в своем прошлом Тулон, Вандемьер, Италию и Египет, предс-
тавляло ряд страшных опасностей. И начались эти опасности,  едва  только
Наполеон покинул берег завоеванного им Египта. За 47 дней пути во  Фран-
цию были близки и, казалось, неизбежны встречи с англичанами,  и  в  эти
страшные минуты, по словам наблюдавших, один только  Бонапарт  оставался
спокоен и отдавал с обычной энергией все нужные приказания. Утром 8  ок-
тября 1799 г. корабли Наполеона пристали к бухте у мыса Фрежюс, на южном
берегу Франции. Для того чтобы понять, что произошло в 30 дней, между  8
октября 1799 г., когда Бонапарт ступил на французскую землю, и 9 ноября,
когда он стал повелителем Франции, нужно напомнить в нескольких словах о
положении, в котором находилась страна в тот момент, когда  она  узнала,
что завоеватель Египта вернулся.
   После переворота 18 фрюктидора V года (1797 г.) и ареста Пишегрю  ди-
ректор республики Баррас и его товарищи, казалось, могли рассчитывать на
те силы, которые поддержали их в этот день: 1) на новые собственнические
слои города и деревни, разбогатевшие в процессе распродажи национального
имущества, церковных и эмигрантских земель,  в  подавляющем  большинстве
боявшиеся возвращения Бурбонов, однако мечтавшие об установлении прочно-
го полицейского порядка и сильной центральной власти, и 2) на армию,  на
солдатскую массу, тесно связанную с трудовым крестьянством, ненавидевшим
самую мысль о возврате старой династии и феодальной монархии.
   Но в два года, прошедшие между 18  фрюктидора  V  года  (1797  г.)  и
осенью 1799 г., обнаружилось, что Директория потеряла  всякую  классовую
опору. Крупная буржуазия мечтала о диктаторе, о восстановителе торговли,
о человеке, который обеспечит развитие промышленности, принесет  Франции
победоносный мир и крепкий внутренний "порядок"; мелкая и средняя буржу-
азия - и прежде всего купившее землю и разбогатевшее крестьянство -  же-
лала того же; диктатором мог быть кто угодно, только не Бурбон.
   Парижские рабочие после массового разоружения их и  направленного  на
них свирепого террора в прериале 1795 г., после ареста в 1796 г. и казни
Бабефа и ссылки бабувистов в 1797 г., после  всей  политики  Директории,
направленной всецело на защиту  интересов  крупной  буржуазии,  особенно
спекулянтов и казнокрадов,- эти рабочие, продолжая голодать, страдать от
безработицы и от дороговизны, проклиная скупщиков и спекулянтов,  конеч-
но, ни в малейшей степени не были склонны защищать Директорию от кого бы
то ни было. Что касается пришлых рабочих, поденщиков из деревень, то для
них действительно был только один лозунг: "Мы хотим такого  режима,  при
котором едят" (un regime ou l'on mange). Эту  фразу  полицейские  агенты
Директории частенько подслушивали в  предместьях  Парижа  и  докладывали