ягод сочился виноградный сок  и капал, как кровь, в жаркий полдень на землю.
Горожане  еще  навещали  порой   остров,  прибывая  в  черных   гондолах   и
разукрашенных лодках. Они чувствовали, что  привычное вольное житье уходит -
то ли от  всеобщей  ненависти, то ли  от  духовного  обнищания.  Они  жили в
печали, несмотря на роскошные покои, которыми  владели; богатство таяло в их
руках. Боги отвернулись от  них.  И тогда им подумалось:  а  не вернет ли им
вино  те золотые времена назад? И потекло вино рекой, и хлынуло вместе с ним
былое  раздолье. В вине нашли они согласие,  и все, что разделяло их,  опять
исчезло.  Времена, когда все люди были братья,  вернулись  вновь.  Слышались
песни,  ставились на улице, как  прежде, столы перед  домами виноделов,  под
сенью  рощ  опять  встречались   влюбленные,  а  на  узких   дорожках  между
виноградниками  вели беседы  закадычные друзья,  обняв друг друга.  Мелькала
догадка, какие глубокие и  пламенные речи произно- сились ими, зажигательный
дух которых,  как  искра,  перекидывался  на других:  брожение умов  приняло
необратимый характер. Происходило сближение возрастов и полов.
     Лодки и гондолы  возвращались  в  город поздно ночью. Факельные огни  и
лампионы  отражались в  воде, плескавшейся под мягкими ударами весел. Далеко
было слышно хоровое  пение, сопровождавшее большие весельные лодки,  звучала
убаюкивающе  нежная   песнь  гондольера,  доставлявшего  в  порт  влюбленную
парочку. В ответ раздавались  соленые шутки полуголых  рыбаков, выходивших в
море  на ловлю осьминогов с горящими плошками  на борту. Они приветствовали,
потрясая  своим   трезубцем,   влюбленных  романтиков,  изображая  посланцев
Нептуна.  А далеко в гавани вертелись  в  небе огненные колеса и рассыпались
брызгами пущенные в небо ракеты.
     В такие  часы  забывалось, сколько  нищеты и  опасностей  таило в  себе
переживаемое ими время. Призрак смерти  усиливал потребность  в наслаждении.
Ловили момент, как ловят, ныряя на опасную глубину, жемчужины. И праздничные
оргии казались порой последним пиром перед всеобщим крушением.


     Сторожевая башня стояла у самой воды, корабль прошел рядом с ней. Волны
разбились  в пену  на  прибрежной гальке. Бастион  стоял на  прочном цоколе,
плотно заросшем вокруг цветущими алоэ; с корабля видны были огромные метелки
крупных ярких цветов. До самого верха башни в трещинах каменной кладки росли
желтая лакфиоль и покрытые  оранжевыми звездочками каперсы, облюбовавшие для
себя  это  место. Зеленые ящерки юрко взбегали вверх по  стене. Зубцы  башни
украшал  проконсульский  орел,  державший  в  когтях  змею.  Над  бруствером
мелькали порой головы в шлемах.
     Совершив  маневр,  "Голубой авизо" повернул  и вошел в залив.  Выгнутый
широкой  дугой  и  имеющий  форму  раковины,  залив  был усеян  острокрылыми
парусами, а его акваторию бороздили  большие суда.  Тучи чаек кружились  над
рыбачьими лодками,  где  рыбаки сортировали улов,  с берега тянуло  запахами
рынка и испарениями темных, пропитанных солью морских водорослей.
     Светлан  песчаная полоска берега протянулась промеж  двух остроконечных
скал, отличавшихся друг от  друга цветом горных пород и называвшихся Белый и
Красный мыс, где  по  ночам горели сигнальные огни. Там были разбиты висячие
сады и выдолблены в  скале  ступени,  а  внизу,  наполовину скрытые  темными
приморскими  соснами, ютились старые и новые постройки, береговые укрепления
и аквариум, в котором Таубенхаймер руководил изучением морских  животных. Из
кофеен  и маленьких  харчевен, наполовину  вмурованных  своими  подвалами  в
береговой шельф, валил клубами дым из открытых очагов. Гелиополитанцы любили
оба  этих  мыса, которые,  словно острия  полумесяца,  очерчивали залив, как
близлежащие места прогулок и отдыха, с висячих террас которых они обозревали
и  море, и  корабли,  и острова,  и морской  ракетодром Регента, пока хозяин
кабачка подавал вино, а его жена, поддерживая жар в  пылающих  углях, махала
опахалом из тростника.
     К Белому  мысу степенно направлялись по  Aliee des Flamboyants. Высокие
деревья стояли  как  раз в  цвету;  ярко-красной цепочкой  пламенеющих  крон
выделялись они  на  фоне светлого берега. Живые изгороди из кенафа окаймляли
газоны, тянувшиеся  вдоль  аллеи,  а по ту сторону чугунных оград и каменных
стен,  окружавших  дворцы,  расположенные  вдоль  морского  берега,  садовое
искусство поражало воображение своим совершенством- В сумерках парков царила
тишина,  какая всегда окружает резиденций  богачей и сильных мира сего. Свет
дворцов  падал  далеко   в   море.   Особой  роскошью   отличались  особняки
могущественных Орденов.
     Дорога к Красному мысу, напротив,  пролегала через многолюдную суматоху
Большой  гавани,  защищенной  от  моря волнорезом.  Нужно  было пройти вдоль
закованной  в камень  набережной,  от  которой отходило, выдаваясь  в  море,
несколько пирсов, а  на ее широкой, как спина, площади шумели базары, лежали
доставленные судами  грузы и стояли бесчисленные ларьки торговцев. С  суши к
ней  примыкали  кварталы,  обычные  для портовых  городов: склады и арсеналы
вперемежку с конторами  и увеселительными заведениями. Если  для  прогулки и
отдыха  выбирался  Красный  мыс,  то  благоразумнее  было  убраться восвояси
вовремя:  шум и гам, развлекавшие при дневном свете, нагоняли страх в ночные
часы.
     Между двумя мысами, поросшими высокими соснами, разместился, поднимаясь
от моря  широким полукругом вверх, Гелиополь. Город раскинулся вокруг Старой
гавани,  служившей  внутренним портом, от которого лучами расходились кверху
улицы. Город ослепительно сверкал над голубым морем в полуденном зное, яркое
солнце гасило  все краски,  пока вечернее не  оживляло опять тот красноватый
камень,  из которого был построен  Старый город. Новый город воздвигли после
последнего из  Великих  пожаров  уже из белого мрамора. Вся территория долго
лежала в руинах, пока, с одной стороны,  технический прогресс не  обезопасил
город от повторных  разрушительных действий, а с другой - применение тяжелой
военной техники не стало монополией  Регента. Вот тогда и  осуществили планы
знаменитых  градостроителей.  Природный  обогрев, аэроионизаторы, бестеневое
освещение улиц  и другие роскошные новшества, ставшие  частью  коллективного
люкса, придали жизни в этом  квартале особый стиль. На беломраморных улицах,
сверкавших белизной и  при ярком освещении, одинаково царили и днем, и ночью
уют и покой.
     Только две архитектурные композиции в этом  квартале пережили шквальный
огонь:  одна  из  них  -  группа  небоскребов  из  зеленой  стеклостали,  не
пострадавших  от  огня,  лишь верхние  этажи  вздулись  пузырями,  опаленные
сверхъестественным   жаром.   Небоскребы   стояли  со   своими  искусственно
возникшими  барочными куполами, как  памятник той  страшной ночи.  Вторая  -
Центральное  ведомство  в  верхней  восточной  части  холма, к которому  оно
прилепилось своими пятью  лучами, словно морская звезда. Оно было  построено
из огнеупорного стеклобетона и вжималось всей  своей  плоской конструкцией в
скалу,  чтобы  избежать  сокрушительных  ударов  ураганного  ветра.  Подобно
айсбергу, оно показывало городу только самую малую  свою часть. Словно шлем,