широким  золотисто-зеленым   ободком.  Рыбы  парили  в  планирующем  полете,
постепенно снижаясь,  складывали потом плавники-крылья и шлепались, поднимая
брызги,  в  воду.  Тень  корабля беспрерывно вспугивала все  новые стаи рыб,
веером разбегавшихся из-под него в разные стороны.  А  над  кораблем кружили
буревестники. Время от времени они камнем падали вниз и вонзали свои красные
лапки в одного из голубых пилотов.
     Скольким  опасностям   подвергался  этот  короткий  полет  в   воздухе!
Прожорливые хищники не спускали с них глаз, пока они парили в лучах света; а
в толще  вод их  уже подкарауливали синеперые и золотистые тунцы. Однако  из
морских глубин  все поднимались и поднимались новые  стаи  летучих рыб. Тени
погибших влекли за собой живых.
     Полеты стали реже, в  воде обнажились светлые рифы.  На  морской  глади
покачивались теперь колокола гидромедуз,  сверкая  черненым  серебром.  Небо
отражалось в их куполах. Длинные щупальца бахромой висели в воде, шевелясь и
закручиваясь на ходу. Из  синих морских глубин они горели пурпуровым огнем и
жгли   глаза,   словно  свойство  их   стрекательных   веществ  передавалось
исходившему от них излучению.
     Луций  свесился  за  борт  еще ниже. И другие медузы  тоже  поднимались
наверх.  Перемещаясь  мягкими толчками, они то расправляли, то опять сжимали
свои зонтики.  Светилась симметрия рисунка,  как  решетка кристалла.  Краски
становились все теплее и блекли  в такт дви- жениям, когда вздувшийся зонтик
тускнел и расплющивался.  Подобно  шлейфу  или вуалям танцовщиц, тянулись за
ними их хищные усики. Казалось, что в живой воде ритмично пульсирует сердце,
ярко горят зрачки  лучезарным светом,  спариваются в  сладострастном объятии
разнополые  живые  существа. В  морских  пучинах  рождалась и  формировалась
жизнь. Луций склонился еще ниже - в такие минуты ему чудилось, что он слышит
биение сердца универсума, приливы  и  отливы мощного дыхания, хранящего нас.
Луций почувствовал, как взор его затуманился. Из глаз брызнули слезы.
     Корабль  продвигался   очень   медленно,  он  почти   касался  остатков
древнеримских укреплений. Белая скала  просматривалась почти  до самого дна;
вода  над ее  уступами играла в солнечных  бликах, как  оправленный в золото
аквамарин.  Отвесно  уходящая вниз  подводная  часть  стены  была  испещрена
причудливыми  узорами, создаваемыми обилием живых существ, обитавших на ней.
Щупальца полипов,  усики, присоски, шипы, рога, клешни, половые органы - все
цвело, как многоцветный ковер, тихо покачивавшийся в  волнующейся воде.  Вот
вспыхнула  красная  морская  звезда.  Сквозь  коралловые  заросли   виднелся
подводный грот. Там в полумраке стояло стадо кальмаров; белесые тела подняли
пурпуровую водяную  пыль,  когда тень корабля  вспугнула их. Глаз, казалось,
различал  организмы, слившиеся с  пластами воды и  походившие на  прозрачные
кристаллики, становившиеся видимыми,  когда они искрились огоньками. Мистика
какая-то -  словно  это были  зримые  идеи плана  сотворения мира,  лишь  не
получившие своего материального воплощения. Что  бы сталось с ними, если  бы
легкая  волна  выбросила  их  на  прибрежную  кромку?  Серебряная  пленочка,
пятнышко засохшей пены, бывшее однажды вместилищем чудес, свершаемых высшими
силами?
     Все  это  могло бы наполнить содержанием ту  форму жизни,  которая  еще
оставалась  вполне  приемлемой. Луций часто думал об этом:  на  каком-нибудь
далеком острове, посреди теплого моря,  в хижине и с  маленькой лодкой - вот
где  можно  жить  насыщенной  духовной  жизнью  простого  рыбака,  отрешенно
забрасывающего свои сети в нептуновы угодья, полные морских чудес. Бог задал
много загадок; видимо-невидимо  скрывалось их в  коралловых  рифах,  морских
тайниках, на  каменистом дне. Ни одну из них не  дано  будет  решить, однако
чувство удовлетворения не  покинет ищущего. Откуда  ему знать, что  означают
мельчайшие иероглифы на морской раковине или домике  улитки? Однако ощущение
счастья  пребудет  с  ним. Можно будет  издали ощутить  ту меру, на  которой
зиждется мир, услышать такты морских прибоев,  звуки небесной музыки.  Жизнь
протекала  бы  там  в  тиши,  как  у древних отшельников,  живших в  скитах,
покрытых тростником,  вдали  от всех  тщеславных наук. Возможно,  с течением
лет,  десятилетий  удалось бы научиться чтить в каждом живом  создании руку,
дыхание  Творца.  Именно  так  следует укреплять свой дух в  преддверии того
момента, когда придет пора покинуть глинобитный скит и постучаться во  врата
вечности.


     Проходить  проливом  Кастельмарино  было  разрешено  только  военным  и
государственным судам; он зорко охранялся с высоты скалистых берегов. Остров
назывался так же; название происходило ог Кастелетто  -  небольшой крепости,
стоявшей  здесь с незапамятных времен  и возведенной еще  на  доисторическом
фундаменте,   сложенном  из  бутового  камня;   имена   создателей  остались
неизвестными.  Возможно,  они  воздвигли крепость  с самого  начала  с целью
покорения залива  и городов,  разбросанных по  побережью,  -  и прежде всего
Гелиополя. Владельцы  ее менялись  со сменой династий, а во  времена анархий
она, пожалуй, могла оказываться и в руках морских пиратов, отдыхавших тут от
своих  набегов и надежно  прятавших награбленную добычу.  Уже  с давних  пор
замок и остров служили местом заключения. Как есть на земном шаре места, где
с  древнейших  времен  одно святилище сменяет другое, так и места заключения
хранят  свое постоянство. На них словно лежит  проклятие, притягивающее сюда
все новые и новые  жертвы. Они сменяют  друг друга с приливами и  отливами в
истории  человечества, в зависимости от того, доставляли их  сюда по приказу
тирана или именем свободы, в  эти темницы ужаса,  откуда из подземелья вечно
доносилось   невнятное  бормотание  голосов,  словно  неумолкаемая  литания.
Бесчисленные жертвы томились,  медленно погибая, изо дня в  день  в подвалах
замка.
     Даже  сейчас,  при  свете  дня,  морская  крепость  производила  дурное
впечатление, это было  плохое место,  гнездо зла и насилия. Корабль медленно
скользил,  проходя мимо  него. Замок был построен в  виде каре, с внутренним
двориком  посредине.  Четыре  мощные  башни  поднимались  по  углам.  Пятая,
полукруглая,  вырастала из  стены,  обращенной  к  морю.  В  ней  находились
большие, утыканные  шипами ворота  замка и подъемный мост. Мощные стены были
изрезаны  бойницами,  похожими  на  щели  замочных  скважин. За  века  стены
подверглись  природному  разрушению,  вода  и  ветры  иссушили  и  скруглили
квадратные формы, так что башни торчали кверху конусообразными сталагмитами.
Там, где соленый морской  воздух разъел  чугунные оконные решетки, по стенам
потянулись вниз  длинные ржавые космы. На острове  почти не  было  деревьев,
только темные кипарисы уцепились корнями за его рубцы и ссадины.
     По  фасаду,  обращенному  к  морю, перед  замком был  разбит полукругом
передний  дворик.  Парапет,  окружавший  его,  украшали, вероятно,  когда-то
статуи, но  уже давным-давно  постаменты стояли  пустыми. И  изображение  на
гербе  тоже было разбито; крепость пережила не одно  иконоборство. Теперь на
ней  почти не  осталось  никаких  символов  власти, кроме красного  флага  с