Среди прочих одна работа, с эпиграфом "О bouteille profonde"(1), должна
была  быть  посвящена винным  бутылкам, традиционным  для стран и  отдельных
сортов  вин,  а  также  практическому винопитию, как оно  развилось у разных
народов.
     -  Но  я   потерпел  фиаско  уже   при  составлении   перечня  объектов
исследования  -  точно так же, как Казакова пал духом  на подступах к своему
каталогу  по сырам.  Это  задачи,  превосходящие силы,  да и  компетентность
отдельного человека; их следует поручать кругу знатоков; пусть себе заседают
в винных погребах да еще не забывают про застолья в других странах мира, где
растет виноград и делают хорошее вино.
     Философ  же придерживался  мнения,  что  только  стекло  может  служить
сосудом  для вина. Вино - символ высшей жизни, олицетворение  духа, и всякое
положение  пределов есть смерть. Стекло  -  самая  бездушная и самая неживая
материя;  и вино в тонком стеклянном бокале волнуется, колыхаясь,  вылитое в
невидимую  глазу форму, однако  удерживающую  его, -  абсолютно  содержание,
абсолютна и форма. Поэтому  разбить бокал  из стекла и есть признак счастья,
символизирующий безграничную  свободу  в  пространстве.  Стекло  - тело, его
содержимое - дух.
     - ---------------------------------------
     (1) "О бездонная бутылка!" (фр.).
     - В  этом  смысле,  - сказал Хальдер,  -  стекло как черная краска  для
художника. Предметы оконтуриваются тончайшим слоем черной или  темной краски
и тем самым отделяются один от  другого.  Как  в рисунке, так  и в живописи.
Цвет  - вино  наших  глаз. Но  вкусить его и  насладиться им  можно,  только
исполнив более темное рельефное обрамление.
     Луций спросил его, необходимо ли художнику знание хроматики.
     -  Естественно,  хотя  учение  о цвете  может лишь укрепить в  сознании
врожденное чувство цвета, но никак не заменить  его.  В наше время это  даже
преимущество для художника, если теория о цвете и интуитивное ощущение цвета
идут  рука об  руку,  как  бы  в  одной  упряжке,  равно как  стилистическая
безупречность  и  поэтическое вдохновение. Что  касается меня,  я  частенько
размышляю  о  цвете и думаю, что моим  картинам это  так же мало вредит, как
знание контрапункта музыкальной композиции.
     Потом  он заговорил  о технике,  о  том,  как  работает.  Самое  начало
процесса   создания  картины  -  это   для  него  как  бы  примитивный  акт,
напоминающий  переливание крови.  При этом  важно,  чтобы  внутренняя  жизнь
художника переносилась  на холст. Он испытывал творческий  подъем, когда  от
того  места холста,  которого он коснулся влажной кистью, вдруг  проходил по
руке едва ощутимый ток, соединяя картину с телом в одно целое. Он чувствовал
себя неуверенно, если эта нить обрывалась.
     - Вот  так же  должен чувствоваться, когда молишься, сложив руки, некий
магнетизм, если  твоя  молитва услышана,- подхватил Ортнер.  Он  внимательно
слушал  художника.  -  Правая  и  левая рука  складываются в покое,  собирая
воедино  неделимую силу.  И тогда  включается  разум,  не  растрачиваясь  на
симметрию.
     Процесс  этот не  в диковинку никому, кто занимается творческим трудом.
Автору самое  умное приходит в  голову во время пауз  в  работе, нечто вроде
ответа на его поиски из бесконечности.
     Хальдер добавил, что к краскам это имеет особое отношение. Кончик кисти
словно светится, дрожит, будто магнетически заряженный кончик иглы.
     - Краски - пористые вещества, они как тонкая губка, пропитанная  чем-то
невидимым. Зафиксированные на холсте в приданной им форме, равно как звуки в
буквах  на  листе  бумаги,  они  в  свою  очередь  сами  становятся  формой,
наполненной невыразимым  содержанием.  Но  художник  творит не  в  одиночку;
взгляд  зрителя,  рассматривающего  картину,  обогащает  ее.  Картины  таким
образом  дозревают. Поэтому  так важно для нас, кто  их приобретает и у кого
они хранятся.
     По мнению Хальдерз,  картины - наибольшая ценность в доме,  и их  нужно
спасать при пожаре  в первую  очередь, а может, вообще только их, как прежде
ларов - покровителей домашнего очага. Кому известно, какое влияние оказывали
картины,  висевшие в  рабочих  кабинетах,  торжественных  залах,  в  комнате
женщины,  ожидающей  ребенка?  Одни из  них пребывали в  домах  со  скромным
убранством, другие во  дворцах, а третьи предназначались только для  церкви;
как  грустно  было  смотреть  на  них  в  музеях.  Прекрасно,  если  картины
становились священным изображением и от них исходила чудотворная сила.
     То была магия представшего взору идеала, сила  которого во все времена,
начиная  с  наскальных  изображений  охотников  в  пещерах   Пагоса,  всегда
оставалась неизменной. Луций сказал,  что к этому,  пожалуй,  присоединяется
еще и само  время -  дух  эпохи,  в которую создано  творение. Существуют ли
правила, согласно  которым талант  живописца определяется как соотнесенный с
современностью, или нет?
     - Если  народилось сильное дарование, то  оно неизбежно найдет для себя
тот стиль, что  придется ему по вкусу,  и  будет даже, пожалуй,  формировать
его.  Дух  времени  оседает  в  человеческих  характерах.  Металл и  чеканка
взаимозависимы друг  от друга. Первое  связано с тем, что  вечно, неизменно,
второе  -  с  часом,  когда родился  художник. Поэтому  он  ощущает  сначала
заложенное в него дарование вне конкретных форм  и образов  и  только  потом
найдет средства  и  способы  его  реализации. Шедевр рождается  тогда, когда
вечное становится содержанием временного, заполняет его, как вино бокал.
     - Но как же можно не учитывать форму? Без нее нет движения, нет  стиля.
Отличительным   знаком   художника   как   раз  и   является  то,   что   он
постоянно-извечное  познает  все  в   новых,   невиданных  до  него  формах.
Неожиданность такого открытия  не только несет на себе печать времени, но  и
важно по сути.
     Возражение  поступило  от  Сервера,  который,  как  всегда,   настолько
отсутствовал,  что  остальные   едва  ли   принимали  его  в  расчет.  Луций
разглядывал  бледное  бескровное  лицо,   на   котором  словно  зашевелилась
потревоженная паутина, оно все как-то  заострялось, когда мозг  рождал новую
мысль. Очевидно,  Сернер знал гораздо больше, чем говорил или хотел сказать,
-   то  и  дело   видна   была  происходящая  в  нем  концентрация   усилий,
сосредоточение на объекте.
     После  окончания учебы  философ вел страннический  образ  жизни,  много
путешествовал,   вложив   в  это  доставшееся  ему  в  наследство  небольшое
состояние. Потом он обнищал  и начал бродяжничать на Виньо-дель-Мар, где его
видели полуголым среди пастухов, рыбаков и  виноделов.  Он спал в их хижинах
или под рыбачьими лодками и пил  с ними у костра, где  жгли  старую лозу, из
пузатой глиняной кружки или тянул  через  трубочку вино  из козьего бурдюка,
обнимая его, как лучшего  друга. На Виньо-дель-Мар частенько видели подобных
гостей;  народ потешался над  ними, видя в них  наполовину шутов, наполовину
пророков.  Луций  тоже  встретился  с ним там, в  "Каламаретто",  далеко  за