- Я для тебя все сделаю.
     - А что ты для меня сделаешь?
     - Ну...  -  Князь  запнулся:  и  впрямь,  что он мог для нее сделать? -
Боярыней станешь.
     - А не нужно мне боярыней!
     - Что же тебе нужно?
     - А ничего!
     - Ну, не убегай от меня.
     - А ты не подходи.
     На  Ярослава  снова  наплывала  темная ярость. Зачем он ввязался в этот
глупый  разговор?  Нужно было сразу смять, сломить, нужно было, нужно... Ох!
Он сказал умоляюще:
     - Прошу тебя вельми. Постой лишь возле меня. Немножко.
     - А поезжай себе, - сказала она жестоко. - Вон тебя ищут.
     В   самом  деле,  издалека  доносились  крики,  заржали  в  лесу  кони,
откликнулся им конь князя.
     - Увидят тебя здесь, будет тебе, - мстительно улыбнулась Забава.
     - А  я  не  боюсь  никого,  - сказал он, как последний хвастун. - Я над
ними всеми, а не они надо мной. Ну, так подойдешь?
     - Не хочу.
     - Только подержать тебя за руку.
     - Чего захотел.
     - Ау-у!  Княже!  -  послышался  из  зарослей могучий голос Коснятина. -
Княже Ярослав!
     В глазах Забавы сверкнуло любопытство.
     - Так ты - князь?
     - Князь. Иди ко мне.
     - Если  князь, то еще раз можешь приехать! - Она засмеялась и бросилась
в чащу.
     И след ее простыл.
     А  с  другой  стороны,  испуганно  перекликаясь,  проламывались  сквозь
заросли посланные Коснятином ловцы и варяги.
     - Чего  претесь! - крикнул на них Ярослав, а Коснятину, когда тот вышел
к коням, сердито сказал: - Отвыкай следить за князем. Негоже чинишь.
     - Испугались за тебя, светлый княже, - виновато ответил Коснятин.
     - Не  маленький,  сам  как-нибудь  управлюсь.  Обдумал  все нынче. Вели
ковать  мечи  да копья и возить стрелувесне, пойду на Киев.
     ______________
     (Прим. автора.)

     Он  махнул  всадникам, чтобы отстали, оставили их с Коснятином наедине,
продолжал:
     - А  зимой поедешь за море к свейскому царю. Слышал я, дочь у него есть
вельми  хорошая, сосватаешь за меня, ибо уже два лета, как моя Анна, царство
ей  небесное,  покинула  меня и перешла в божьи чертоги, а мне на этом свете
тяжело и неприютно.
     - Я с тобой, княже, - напомнил Коснятин.
     - Ты не в счет. Груб еси и плотояден.
     - Обижаешь меня, княже. А я же для тебя...
     - Знаю,  что  ты для меня. Все людское естество для меня открыто, ничто
не укроется от глаз моих. Раз я на отца своего поднялся, то уже...
     - Отец твой погряз в грехах, в бесовской похоти...
     - Отец  мой старый уже человек и великий человек. Никто ему не ровня. А
грешны  все мы суть. Каждый рождается с бесами и живет с ними, а к богу идет
всю жизнь. Но дойдет ли?
     Коснятин    обескураженно    взглянул   на   князя.   Ярослава   тешила
растерянность посадника.
     "А знал бы ты еще про Забаву!" - злорадно подумал он, а вслух спросил:
     - Кто-нибудь тут стережет твои ловища?
     - Есть  тут один ловецкий, за Гзенью его хижина. Но бездельник и гуляка
страшный.  Сегодня  и  вовсе  куда-то исчез. Из-за него и не поймали ничего.
Зря только проездили.
     - Неумелые ловцы. А твоему сторожу нужен бы помощник.
     - Обойдется.  Обленился  и  без  помощников,  а дай - и вовсе ничего не
будет делать! Простой люд надобно держать в руках!
     Князя  так и подмывало напомнить, что Коснятин тоже не далеко отошел от
простого  люда, собственно, он боярин только в первом колене, но решил лучше
смолчать,  ибо уже не хотелось ни о чем разговаривать с посадником. Он снова
весь  был  поглощен  сладким  волнением  от  воспоминаний о Забаве, он снова
бросил  бы  все  и  помчался  бы  в  чащу, чтобы разыскать ее, с искрящимися
серыми  глазами,  с  щедрым  телом,  которое буйной волной ходит под широкой
простой  одеждой.  Но  посадник  не  ведал,  что  творится  в душе князя, он
по-своему   истолковал  сидение  Ярослава  у  озера  и  последовавшее  затем
блужданье  в одиночестве по лесу: видимо, князь тяжело и долго думал о своем
неосмотрительном   отказе   выплачивать   дань  Киеву,  видимо,  его  мучили
угрызения  совести,  что  встал  против  родного отца, против Великого князя
Владимира,  против которого никто не мог выстоять, даже ромейские императоры
искали  у  него милости. Но раз уж надумал Ярослав еще идти на отца своего и
войной,  то  не следует пренебречь этим намерением, хотя и верить мгновенной
вспышке  Коснятин  тоже  не мог, ибо знал, как часто Ярослав отказывается от
своих намерений, остынув и взвесив все заново.
     - Вече нужно собирать ради войны, - сказал посадник осторожно.
     - А собирай, - равнодушно откликнулся князь.
     - Возле Софии или на княжьем дворе?
     - Собирайтесь  на  Софийской  стороне. Негоже мне поднимать вече против
отца своего. Да и нагудели уже мне полные уши своим криком новгородским.
     Ударил  коня,  поскакав от Коснятина. Отдалялся от места, которое стало
для  него  благословеннейшим,  а  хотел  бы  возвратиться назад, снова найти
Забаву  -  еще  и  до  сих пор слышал ее голос, в ушах его звенели последние
слова  дерзко  и  многообещающе: "Если ты князь, еще раз можешь приехать..."
Можешь приехать...
     Возвратившись  на  княжий  двор,  Ярослав  велел  отслужить  в дворовой
церкви  вечерню. Долго стоял на коленях в темной, еле освещаемой слабенькими
огоньками  свечей  церковке,  просил  прощения  у бога, мысленно обращался к
отцу  своему, к покойнице матери и к покойнице жене, которая лежала где-то в
корсте,  в  дубовом  же  соборе  Софии  на той стороне Волхова, и если выйти
сейчас  из церквушки и стать на берегу тиховодной тусклой речки, то угадаешь
в  темноте  Софийский  холм за Волховом, а на холме - тринадцатиглавое диво,