веселые,  счастливые,  здоровые,  а  есть  несчастные, немощные, как вот он.
Какой же из него князь и какой властелин?
     - Пошел  прочь!  - кричал он на Будия, отворачиваясь к стене, зарываясь
в мягкие беличьи одеяла. - Убирайся, а то велю срубить твою глупую голову!
     Такие  приступы  повторялись  и  в дальнейшем, были тяжелев и легче, но
всегда одинаково болезненные, непостижимые. Так было и на этот раз.
     - Княже,  иди  к  нам, отведай оленины, - расслабленным от тепла и меда
голосом  позвал  Коснятин.  -  Эта  девка  умеет  жарить  оленину, как никто
другой.  Потому  что  отец у нее - Пенек, а этот человек разбирается в дичи.
Просим, княже.
     Ярослав  хотел  сказать посаднику что-то резкое и грубое, но удержался,
прикусил  губу,  молча  пошел к двери, и казалось ему, что ступает нетвердо,
что  в  ноги  возвратилась  давняя  болезнь,  он  покачнулся  и вынужден был
опереться о косяк, чтобы не упасть. С огромным трудом вышел из хижины.
     Никто  не  осмелился  задерживать его. Только Забава, когда Ярослав уже
прикрыл  за  собой  дверь,  схватила кожаный плащ князя, сушившийся с другой
стороны  костра,  и  как  была  -  босиком,  в  одной сорочке - метнулась из
хижины.
     - Княже, плащ забыл! - крикнула она в густой дождь.
     Ярослав  вышел  из-за  водяной стены, так, будто ждал Забаву, и потянул
руку за своим убором, не проронив ни слова, не сдвинувшись с места.
     - Глуп еси, княже! - засмеялась Забава и исчезла в теплой хижине.


                                  Год 1014
                          ЛЕТО. БОЛГАРСКОЕ ЦАРСТВО

                                                          Толи не будет межю
                                                       нами мира, оли камень
                                                    начнеть плавати, а хмель
                                                             почнеть тонути.

                                                            Летопись Нестора

     Даже  царства  имеют  свои судьбы - счастливые или несчастные, а люди и
тем  более.  Если  бы  тому  мальчику,  который  плакал  когда-то на темной,
развезенной  дождями  дороге,  сказали,  как  далеко  очутится он с течением
времени  от  родной земли, он ни за что не поверил бы сам, да и вообще никто
не  поверил  бы  в  это.  А  теперь  вот  назывался  он  Божидаром и сидел в
монастыре  "Святые  архангелы"  над  украшением  дорогих  пергаментных книг,
овладев  этим  умением  всего  лишь за два года, что само по себе было вещью
неслыханной.  Вот почему и прозвали его Божидаром, потому что только от бога
могло найти на человека такое небывалое умение.
     Он  попал  в  монастырь,  будто  в  стоячую  воду,  перед  тем  изрядно
натерпевшись  в  блужданиях  по  чужим  землям  с купеческими обозами. Князь
Владимир  все-таки отдал тогда в Радогосте хлопца жадному пьянчуге Какоре, и
Сивоок  оказался  среди самых униженных робов купца. Он должен был тащить на
себе  возы  в  гиблых  местах, где застревали кони; в чужие города, где дань
бралась  с  воза,  хитрый  Какора  велел вносить товары на плечах; в тяжелых
странствиях  годы  сплывали  медленно  и  однообразно,  несколько раз Сивоок
пытался  бежать, но Какора ловил его довольно легко, потому что всюду знали,
что  купец  даст  за своего роба хорошее вознаграждение, и не успевал Сивоок
проспать  хотя  бы  одну  ночь  на свободе, как снова, связанный и избитый в
кровь,  оказывался  в  ненавистном  обозе.  Между  Какорой  и  Сивооком  шло
безмолвное   состязание:   кто  кого?  Быть  может,  благодаря  именно  этой
многолетней  схватке  произошли  большие  изменения  и  в характере Сивоока.
Нелюдимость  сменилась  разговорчивостью, сдержанность - буйством, мрачность
-  веселостью.  Так, будто Сивоок перенимал все лучшее, что было в характере
его  заклятейшего  врага - Какоры, и уже мог теперь не только передразнивать
купца,  не  только,  зля  своего  хозяина,  перепить  его  иногда, не только
поскоморошествовать  в  побасенках, но и в самом деле развеселить мрачнейшую
душу, подбодрить шуткой, как говорится, завить горе веревочкой.
     Какора  мечтал  о  том,  чтобы обмануть всех купцов, какие только есть.
Мало  ему было выездов в чехи и в угры, мало было плавания по Днепру, Дунаю,
вдоль  берега  греческого  моря мимо Варны, Мессемврии, до самого Царьграда.
Он  еще  решил  сушей  добраться до далекого Солуня - первейшего соперника в
торговле  с  Константинополем  -  и  вот так, не заходя в столицу ромейского
царства,  прямо  от Мессемврии, перегрузив свой товар с лодей на возы, повел
обоз по большой приморской дороге, ведшей от Царьграда к Солуню.
     Сивоок  уже  и  до  этого  множество  раз  видел горы, но были они либо
слишком  далеко,  либо  щедро  заселены  людьми, а где люди, там действовало
Какорино  золото-серебро,  поэтому  для  побега должен был искать что-нибудь
другое,  а  что  именно  -  не ведал толком, перепробовав и степь, и пущу, и
камень.  Но таких диких гор, таких сожженных солнцем земель, такого безлюдья
еще  не  видел  никогда  и потому твердо решил, что убежит наконец от Какоры
хотя  бы  здесь,  и  убежит  навсегда. Даже умереть от голода и жажды в этих
поднебесных,  белых  от зноя горах считал большим благом, чем глотать пыль в
осточертевшем   обозе,   смотреть  на  ненавистную  могучую  фигуру  Какоры,
монотонно  покачивающуюся  на коне, слышать его безумолчное глуповатое пение
про теплых жен и крепкие меды.
     ...Они  переправились  через  речку  Хебарболгары  прозвали  Белымназывалось  все  самое  теплое  и нежное; они постепенно углублялись в горы,
белая  (не  ласковая,  нет!)  пыль  стояла  над дорогой днем и ночью, солнце
немилосердно   жгло   все   живое  и  мертвое,  был  месяц  заревбезжалостного  зноя,  на  горных  дорогах  встречались лишь отряды ромейских
воинов,  которым  срочно  нужно  было  перебраться из одного места в другое,
одинокие  странники,  местные  жители  на  терпеливых ослах, что же касается
купеческих  обозов,  то  Какора  здесь  почти  не  имел  соперников, ибо все
отдавали   преимущество   морю,   плыли   в  Солунь  на  лодьях,  разве  что
какой-нибудь  слишком  хитрый  купец  пробирался  в Адрианополь, дабы первым
попасть  на  великий  собор,  который  ежегодно  происходил  в городе в день
успения  богородицы,  или  же  встречали  они  небольшие обозы с товарами из
Мосинополя.  В  самом  Мосинополе были торги, песни, музыка, грех бы взял на
душу  каждый,  кто  бы там не задержался, но на Какору иногда находило бычье
упорство;  ему  нравилось  поступать вопреки здравому смыслу, и вот его обоз
снова  тянется  в  горы,  снова  вокруг  - раскаленный камень и безжалостное
полынно-седое  небо,  и  перемолотая  тысячами колес, перетоптанная тысячами
ног,  перевеянная всеми ветрами едкая белая пыль, от которой нет спасения ни
днем  ни  ночью,  а  дорога еще пустыннее, потому что сейчас как раз вершина