можешь любить только корону. Ты сделала его несчастным. Целые годы видела я,
как он бродил  подле  тебя  удрученный, нелюбимый, точно  замороженный твоей
холодной душой. Эта печаль свела его в могилу. Ты, ты отняла у меня любимого
человека и погубила его. Месть! Месть за него!
     И мраморные своды здания повторили: "Месть! Месть!"
     -- Помогите! -- закричала Амаласунта  и в отчаянии стала стучать руками
в мраморные стены.
     -- Зови, кричи, сколько угодно. Никто здесь не услышит тебя, кроме бога
мести.  Неужели  ты думаешь,  что я напрасно целые  месяцы  сдерживала  свою
месть? Еще в  Равенне я могла бы  убить тебя  кинжалом  или ядом. Но нет,  я
зазвала тебя сюда.  На памятнике  моих братьев Балтов, час  назад над  твоей
постелью я с большим трудом удержала свою руку, чтобы не поразить тебя, нет,
ты  должна  умереть  медленно, я  хочу  наслаждаться  видом  твоих  мучений.
Конечно, что значат несколько часов в сравнении с десятками лет! Но эти твои
последние часы будут ужасны.
     -- Что же ты хочешь сделать? -- вскричала Амаласунта, ища выхода.
     --  Утопить,  медленно утопить в этих банях.  Ты не  знаешь, какие муки
ревности и  бессильной ярости вынесла я в этом доме, когда ты приезжала сюда
с  Эвтарихом, а  я  была  в твоей свите.  В этих  самых  банях я должна была
прислуживать тебе, снимать сандалии, одежду -- здесь же ты и умрешь!
     И она  нажала  пружину.  Пол  верхнего  этажа медленно  раздвинулся,  и
пленница с  высоты галереи, на которой она стояла, с ужасом увидела страшную
глубину под ногами.
     -- Вспомни  о моем  глазе!  -- крикнула Готелинда,  и  в глубине  вдруг
открылись шлюзы, и огромные волны озера с шумом и ревом устремились в бани и
с ужасающей быстротой поднимались выше и выше.
     Амаласунта  видела верную смерть: она понимала, что  ни убежать отсюда,
ни  смягчить врага  невозможно. И  к  ней вернулось мужество Амалунгов:  она
овладела собой и спокойно покорилась своей участи.
     Среди множества  языческих изображений на стенах она увидела направо от
того места, где стояла, изображение крестной смерти Христа. Это ободрило ее:
она  опустилась на  колени перед мраморным  распятием,  охватила его  обеими
руками и, закрыв глаза, стала спокойно молиться.
     Между тем вода достигла уже ступеней галереи.
     -- Как?  Ты смееешь молиться, убийца? -- со злобой вскричала Готелинда.
-- Прочь от креста: вспомни трех герцогов!
     И вдруг головы всех  чудовищ по правую сторону бань начали извергать из
себя струи горячей воды. Амаласунта  спрыгнула и поспешила  на левую сторону
галереи.
     -- Готелинда, -- сказала она, -- я прощаю тебя. Умертви меня, но прости
и ты мне.
     А  вода  поднималась  все выше, она  достигла  уже  верхней  ступени  и
медленно начала разливаться по полу галереи.
     -- Тебя простить? Никогда! Вспомни Эвтариха!
     Горячая  вода  полилась из голов дельфинов и  тритонов на левой стороне
галереи. Тогда Амаласунта выбежала на середину и стала еще раз против головы
Медузы -- на единственное место, куда не достигали горячие струи. Если бы ей
удалось  взобраться на проходящий  в этом месте мостик, то жизнь ее могла бы
продлиться еще на мгновение. Готелинда, по-видимому, на это  и рассчитывала,
желая продлить ее мучения. Вода с шумом  стала  разливаться по галерее и уже
омочила ноги Амаласунты, она бросилась на мостик.
     -- Слушай, Готелинда, -- закричала она, -- моя последняя просьба! Не за
себя, за мой народ, за наш народ... Петр хочет погубить его, и Теодагад...
     -- Да, я знала, что это государство будет последней твоей заботой! Знай
же: оно  погибло!  Эти глупые готы, которые в течение столетий  предпочитали
Амалов  Балтам, теперь проданы домом  Амалов:. Велизарий уже приближается, и
нет никого, кто предупредил бы их.
     -- Ошибаешься, дьявол, они предупреждены. Я, их  королева, предупредила
их.  Да здравствует мой народ! Да погибнут его враги и... Боже! Смилуйся над
моей душой!..
     Она  бросилась в волны  и погрузилась в  воду.  Готелинда с  удивлением
смотрела на место, где стояла ее жертва.
     --  Исчезла, -- сказала  она и  взглянула  на воду: на  ее  поверхности
плавал  лишь платок Амаласунты. -- Даже в смерти эта женщина  победила меня!
-- медленно промолвила она. -- Как долга была ненависть и как коротка месть!
     ГЛАВА IV
     Спустя  несколько  дней во  дворце  Равенны,  в  комнате  византийского
посланника  Петра,  собрались  знатнейшие  римляне  и  готы,  были даже  два
епископа из Византии. На лицах отражались гнев и ужас.
     -- Да,  --  заканчивал  свою  речь  горбун,  --  вот  уже девять  дней,
достойные  епископы  и благородные римляне, как  она исчезла из дворца, быть
может,  эта женщина,  которая  была  матерью  нашего народа, увезена врагами
силой? Вслед  за  ней уехала и  королева, ее  смертельный враг.  Я  разослал
гонцов во все концы, но до сих пор никаких следов не найдено. Горе, если...
     Он не кончил: в комнату вбежал раб в запыленной одежде.
     -- Господин, -- закричал он, -- она умерла! Ее умертвили!
     -- Умертвили! -- раздалось вокруг. -- Кто?
     -- Готелинда на Бользенском озере. Римляне и готы сотнями  стеклись  на
виллу,  чтобы  торжественно перенести сюда ее труп.  А Готелинда скрылась от
народной ярости в Феретри.
     -- Довольно! -- сказал возмущенный Петр. -- Я иду к королю и прошу всех
вас, благородные римляне, следовать за мной, как свидетелей.
     Все  торопливо  направились  во  дворец, дорогой  к ним  присоединилась
огромная толпа. Король же сидел в  своей  комнате совершенно беспомощный. Он
видел  всеобщее  негодование   и,  растерявшись,  послал  за  Петром,  чтобы
посоветоваться  с ним.  Когда византиец появился  на пороге, он  с  радостью
бросился к нему, протянув обе руки. Но Петр с негодованием оттолкнул его.
     -- Я несу  тебе месть,  король готов, месть от имени  Византии  за дочь
Теодориха. Ты знаешь, Юстиниан обещал ей свое особое покровительство: каждый
волос на голове ее, каждая капля ее крови поэтому святы. Где Амаласунта?
     Теодагад с  изумлением слушал Петра: не  сам  ли он придумывал вместе с
ними, как лучше умертвить ее?
     -- Где Амаласунта? -- грозно повторил Петр.
     -- Умерла, -- робко ответил король, не понимая, для чего эта комедия.
     -- Она умерщвлена!.. Так говорит вся Италия:  умерщвлена тобой  и твоей
женой! Юстиниан, мой великий император, был ее покровителем -- он же будет и
мстителем за нее. Войну от имени его, объявляю вам войну, варвары!
     -- Войну! Войну! -- закричали итальянцы, увлеченные старой ненавистью к
варварам.
     --  Петр,  --  в  ужасе,  заикаясь, сказал король,  -- ты  не  забудешь