его взглядом.
     -- Велизарий высадился, -- спокойно сказал он, обращаясь к собранию, --
и я иду к нему.
     И  мерным  шагом,  совершенно  спокойный,  он  прошел  мимо  Сильверия.
Последний хотел прошептать какую-то насмешку, но слова замерли на его устах:
префект бросил на него такой взгляд, который ясно  говорил:  "Не торжествуй,
священник, -- тебе будет отплачено за этот час".
     И победитель Сильверий в страхе замолк.
     ГЛАВА VI
     Со времени объяснения  с отцом Валерии Тотила остался гостить на вилле.
Как ни был вооружен старик против него, но его жизнерадостная натура оказала
свое  влияние: с  каждым днем старик все  более  примирялся с ним. Вскоре он
убедился, что Тотила, хотя и гот, вправду не варвар, что он образован лучше,
чем многие знатные римляне. Притом и в политических взглядах у  них  нашлось
много  общего:  оба  они  одинаково  ненавидели  византийцев,  их  хитрость,
коварство,  деспотизм,  льстивость,  нетерпимость,  и  оба одинаково  любили
Италию.  Правда,  старик  не  дал  еще   согласия  на  брак  дочери,  но  не
препятствовал  молодым людям  проводить вместе целые дни. И они,  счастливые
уже тем, что есть, не торопили его.
     Так шло время. Вдруг у берегов Сицилии появился флот Велизария. Тотила,
как  начальник  южного флота,  обязанный  заботиться о безопасности  берегов
Италии,  тотчас  поехал навстречу византийцам  узнать,  зачем  они  явились.
Поскольку Велизарий получил приказ не начинать враждебных действий, пока  не
получит распоряжения от Петра,  то на  вопросы Тотилы он ответил миролюбиво,
объяснив,  что его послали против морских разбойников, появившихся у берегов
Африки.  Тотила должен был удовлетвориться  этим ответом, но он понимал, что
морские разбойники -- предлог,  что Византия думает начать войну.  Он тотчас
послал гонца в Равенну, к королю за подкреплением. Теодагад, заключивший уже
договор с Петром, не только не послал подкрепления, но отозвал  в Равенну  и
те  суда,  которые стояли  в  южных гаванях, и у Тотилы  осталось только два
сторожевых корабля. Понятно, он не мог с  ними  не только  защищать  но даже
наблюдать за византийским флотом.
     У старика Валерия  были богатые  владения на юге Италии, около Региума.
Тотила  ожидал, что  византийцы  высадятся именно  в тех  местах,  и  убедил
старика  перевезти  наиболее  ценное  имущество   в  Неаполь.  Старик  решил
отправиться туда  лично, чтобы сделать распоряжения на случай  долгой войны.
Юлий, который также все это время гостил у них, должен был сопровождать его:
Валерия не хотела оставаться  одна в  пустой вилле,  решили взять и  ее, раз
Тотила считал, что в ближайшие дни опасность еще не будет угрожать.
     Приехав  туда, старик  нашел,  что  имение  сильно  запущено,  и  решил
остаться на несколько недель,  привести все в порядок.  Между тем, появились
грозные   предвестия,   Тотила   посылал  к   нему  гонца   за   гонцом,   с
предостережением и  просьбой поскорее выехать оттуда, но старик презрительно
отвечал,  что  личное  присутствие  его  необходимо, а  бежать от  греков он
считает позором.  Валерия же не хотела покидать  отца в  опасности. Наконец,
Тотила  решил  ехать сам и  во что бы то ни стало  убедить упрямого  старика
выехать из опасной местности.
     В гавани около имения Валерия Тотила  увидел галеру, на которой приехал
богатейший купец Италии, корсиканец Фурий Агалла. Они вместе  вышли на берег
и  радостно  приветствовали  друг  друга,  как  старые  знакомые.  Подойдя к
воротам,  они расстались:  Тотила пошел  искать  Юлия и  Валерию,  а  Агалла
отправился к  старику. Много лет они вместе  вели  торговлю,  старик Валерий
очень  любил   и  уважал  красивого,  умного  и  смелого  торговца  и  очень
обрадовался, увидя его. После  сердечных приветствий  они  занялись  делами.
Когда расчеты их были кончены. Фурий сказал:
     -- Валерий, я  приехал не только для  расчетов.  У меня есть еще  одно,
гораздо более важное дело. Знаешь  ли  ты, что  во  всей  Италии очень скоро
закипит война? Я еду из  Африки и встретил  флот Велизария.  Он говорит, что
его послали против морских разбойников, но  это вздор: против разбойников не
посылают таких флотов. Я говорил с ним: он день  и ночь  грезит о богатствах
Италии.  Вот почему я  поторопился сюда, чтобы предупредить тебя:  Велизарий
высадился здесь, а я знал, что с тобой -- твоя дочь.
     -- Моя Валерия -- римлянка. Она не испугается.
     -- Да, но ведь Велизарий  ведет  не  греков,  а самых ужасных варваров:
скифов, гуннов, массагетов, аваров. Горе, если твоя красавица-дочь попадет в
их руки.
     --  Этому не быть! -- закричал  старик, хватаясь  за кинжал. --  Но  ты
прав: лучше отправить ее в безопасное место.
     -- Валерий, во всей Италии теперь  нет  безопасного  места,  --  вскоре
война  разольется по  всему полуострову. -- Вот почему я решил... -- И голос
его задрожал.  -- Поэтому я хотел  теперь, сегодня  высказать  тебе то,  что
давно уже лежит у меня на сердце.
     Валерий  догадался,  о чем  он  будет говорить.  Он  давно уже  заметил
привязанность Агаллы к его дочери и очень охотно отдал  бы ее этому богатому
купцу, сыну  своего  старого  друга.  Однако,  зная безграничную гордость  и
мстительность  корсиканца,  он  хотел  было  удержать   его  от  дальнейшего
объяснения, но тот продолжал:
     -- Отдай мне твою дочь, Валерий. Ни один человек не может оградить ее в
это опасное время  так,  как я. Я увезу  ее  на  собственном корабле в Азию,
Африку, и  где  бы  она ни пожелала поселиться, ее всюду будет  ожидать дом,
дворец, которому  позавидуют  королевы. Я  буду беречь ее больше,  чем  свою
душу.
     Сильно взволнованный, он остановился,  ожидая  ответа. Валерий  молчал,
стараясь  подыскать  слова. Прошло  несколько  мгновений, но  корсиканец уже
вышел из себя.
     -- Фурий Агалла не привык просить по два раза, -- быстро сказал он.
     -- Друг мой,  я  охотно  отдал бы ее тебе, но теперь не те уже времена,
когда  родители  выбирали  мужа  дочери: теперь  они  это  делают сами, а ее
сердце...
     -- Она  любит другого! Кого?  -- вскричал корсиканец и  схватил кинжал,
точно желая убить старика. Валерий понял,  как  страшна  его ненависть, и не
назвал имени.
     -- Кто же  это может  быть? -- продолжал  Агалла. -- Римлянин?  Монтан?
Нет! О, неужели... Нет, старик, скажи  же,  что не он... И он схватил его за
руку.
     -- Кто? О ком ты думаешь?
     --  О  том,  кто  приехал  сюда вместе со  мной, о готе... Конечно, это
должен быть он, его все любят -- Тотила!
     --  Да,  он,  -- ответил  старик и  вдруг  отскочил в  ужасе:  все тело
корсиканца дернулось страшной судорогой,  он вытянул вперед обе  руки, точно