бегству,  и в полночь Гиза ушла через монастырскую  стену. Но утром монахини
заметили ее бегство  и  послали погоню. Отчаянно сражался мой отец, пока  не
пал. Мать снова была заперта в монастырь, где в скором времени сошла с ума и
умерла. А меня  нашел в Риме старый Гильдебранд, друг моего деда и  отца.  С
помощью  короля он вырвал меня  из  рук  попов  и  воспитал  вместе со своим
внуком.  Вот печальная история  моих родителей.  До сих пор я  не знал имени
того негодяя, который делал доносы  епископу. Но из этих  документов я узнал
его -- это  Теодагад, наш  бывший сосед. И я  прошу отпуска, чтобы отомстить
ему.
     -- Поезжай,  конечно. Но едва ли тебе удастся догнать  его, он,  верно,
уже уехал.
     -- О, я вырву его даже из самого ада! Прощай.
КНИГА V
Витихис
     ГЛАВА I
     Между тем Велизарий быстро, не встречая сопротивления,  шел к  Неаполю.
Римляне всюду встречали его с торжеством. Скоро он подошел к городу и с трех
сторон осадил  его. Неаполь  был плохо укреплен и почти  не  имел запасов, и
хотя начальник крепости граф Улиарис  поклялся  своей бородой,  что не сдаст
города,  но  он  не мог бы  долго  сдерживать  осаду,  если  бы  не  помогло
неожиданное обстоятельство: отплытие греческого флота в Византию.
     Когда Велизарий высадился  в Италии, он велел флоту двинуться к Неаполю
и осадить его со  стороны моря, между тем как сам он окружит его  со стороны
суши. Тогда город, не имея запасов,  конечно, не  мог бы продержаться долго.
Но  начальник флота  в ответ показал ему  полученный им  из  Византии приказ
возвратиться немедленно домой. С большим трудом удалось Велизарию выпросить,
чтобы ему были  оставлены четыре судна. Таким образом, со стороны моря город
оставался открыт. Вначале Велизарий утешал себя тем, что осажденные также не
имеют  флота,  и,  следовательно,  доступ  к морю  не принесет им пользы. Но
вскоре ему пришлось иметь дело с  противником, которого  он позднее научился
бояться. Это был  Тотила.  Прибыв в  Неаполь с трупом Валерия, тот похоронил
его со всеми почестями, успокоил его дочь и затем занялся невероятным делом:
создать себе флот из ничего.  Он забрал  большие рыбачьи лодки  и купеческие
суда,  какие находились в гавани, и составил маленькую  флотилию  из  дюжины
судов. Конечно, эта флотилия была слишком мала, она не могла бы выдержать ни
морской  бури, ни  встречи  с  военным  судном.  Но  она прекрасно  снабжала
осажденный город необходимым, следила за  движением  неприятеля по берегу  и
постоянно беспокоила  его  неожиданными  нападениями: Тотила  высаживался  с
небольшим отрядом в тылу неприятеля и уничтожал мелкие отряды. Византийцы не
осмеливались  отходить  от главного лагеря. Но Тотила понимал, что положение
города очень опасно: достаточно  было  появиться  нескольким  неприятельским
кораблям --  и Неаполь  должен будет сдаться. Он упрашивал Валерию удалиться
из города -- на своих судах  он перевез  бы ее в  безопасное место,  где она
могла бы жить под защитой Юлия. Но она об этом и слышать не хотела.
     Позади  башни  Исаака  находился крошечный садик. В  древности это  был
дворик при храме богини Миневры, которая считалась покровительницей Неаполя,
почему ей и был  воздвигнут алтарь у  главных  ворот города. Но алтарь исчез
уже много столетий назад,  осталось  только громадное оливковое  дерево, под
сенью которого некогда  стояла статуя богини.  Кругом  было много цветов,  о
которых заботилась Мирьям.  Корни громадного дерева выдавались из-под земли,
и  среди них  виднелось  темное отверстие, которое вело  в  подземную  часть
древнего храма.
     Прямо  против дерева  возвышался  большой деревянный крест и  перед ним
налой из  мраморных плит. Часто  сидела  у  этого креста Мирьям со  старухой
Аррией,  полуслепой вдовой  прежнего привратника. Мать Мирьям  умерла  очень
рано, Аррия взяла на себя заботы о  маленькой  сиротке и ухаживала за ней  с
материнской  нежностью.  Зато после, когда  старуха  ослепла  и  сама  стала
нуждаться в заботах, Мирьям, в свою очередь, с такой же любовью заботилась о
ней. Старуха была очень  набожна и  часто целыми  часами громко  молилась  у
креста.  Мирьям  слышала  эти  молитвы,  и   кроткое,  полное  любви  учение
Назарянина незаметно проникло в душу девочки.
     На третий день  осады  Неаполя,  под  вечер, Мирьям  и Аррия сидели  на
ступеньках налоя.
     --  Для  кого же  эти цветы?  -- спросила старуха.  -- Ведь молодой гот
сегодня уже был.
     -- Это для нее, для  его  невесты, --  ответила  Мирьям. -- Я сегодня в
первый раз видела ее. Она прекрасна. Я подарю ей свои розы.
     -- Ты говорила с ней?
     --  Нет,  только  видела.  С  тех пор  как она приехала в  Неаполь, мне
страшно  хотелось  видеть  ее,  и  я все время  бродила около ворот ее дома.
Сегодня  в  первый раз мне удалось увидеть ее, когда она садилась в носилки.
Она  очень  красива  и  знатна.  Она  кажется  мне умной  и  доброй,  но  не
счастливой. Я подарю ей свои розы.
     Несколько времени обе молчали.
     -- Мать,  --  снова начала  Мирьям, -- что  значит: "собрание  святых"?
Только ли одни христиане будут жить там вместе? Нет, нет, -- продолжала она,
не ожидая ответа, этого не может быть, там будут или все, все добрые, или...
Мать, а в книгах  Моисея ничего  не говорится о воскресении мертвых. И разве
может быть жизнь без страданий? Без тоски? Без тихих, никогда  не умолкающих
желаний? Я не думаю.
     -- Господь  уготовил  для своих,  --  торжественно  ответила Аррия,  --
блаженные обители, где они не будут  испытывать ни голода, ни  жажды. Их  не
будет там печь солнце,  не  будет  мучить жара. Потому  что  Господь Бог сам
поведет их к источникам живой воды и осушит всякую слезу на их глазах.
     -- И осушит всякую слезу на их глазах... -- задумчиво повторила молодая
еврейка. -- Говори дальше, мать. Так хорошо звучат твои слова!
     -- Там они будут жить, -- продолжала старуха,  -- без  желаний, подобно
ангелам. И они будут видеть Бога, и его мир  покроет их, как тень пальм. Они
забудут ненависть, и любовь, и страдания, и все,  что волновало их на земле.
Я много молюсь о тебе, Мирьям: и Господь умилосердится над тобой и причислит
тебя к своим.
     --  Нет, Аррия, -- покачав  головой,  возразила Мирьям. -- Лучше уснуть
вечным сном. Может ли душа расстаться с  тем, что было ее жизнью? Как могу я
быть счастливой и забыть, что я любила? Ах, только то, что мы любим, придает
цену  нашей  жизни.  И если бы мне пришлось  выбирать: все блаженства неба с
тем, чтобы отказаться от  своей любви или сохранить свою  любовь с ее вечной
тоской -- я не позавидовала бы блаженным на небе. Я выбрала бы свою любовь с
ее тоской.
     --  Дитя, не говори так. Не  греши! Смотри, есть  ли  в мире что-нибудь
выше  материнской  любви? Нет ничего! Но  и  она  не  сохранится на небесах.