действующие системы лишь в  тех условиях, в которых  она и была осуществлена
(во Франции  в период наполеоновской  экспансии, сразу  же после  революции,
ассоциируясь  тем  самым с  престижем  идей 1789  года). Прусское  Земельное
уложение  1794 года  не  имело успеха,  так как не было  соблюдено первое из
указанных выше  условий.  Австрийское Гражданское уложение 1811  года  имело
весьма ограниченное значение в силу отсутствия второго условия.
     48.  Достоинства  кодификации.  Часто  считали,  что  кодификация  была
причиной расчленения европейского  права, распада  европейского юридического
сообщества  и  романо-германской  правовой  семьи.  Этот  тезис  нуждается в
уточнении.
     Следует  напомнить,  что  право,  преподававшееся  в  университетах  до
кодификации, не  было  правом, применявшимся  на  практике. Кодификация  как
таковая ни  в  какой  мере не могла  подорвать единство  европейского права.
Наоборот, распространение кодекса Наполеона способствовало ему'. Кроме того,
кодификация явилась великолепным орудием для  распространения как в  Европе,
так  и вне  ее системы романо-германского права.  Мы  еще  вернемся к  этому
вопросу при изучении этой системы вне ее европейской колыбели.
     49.  Отрицательные последствия  кодификации.  Они не были  связаны с ее
принципами и должны были  быть исправлены прежде  всего самими  юристами. Во
Франции в 1804 году, в Германии  в 1896 году, в Швейцарии в 1881--1907 годах
при  кодификации  права, в  первую  очередь гражданского,  упустили из  виду
университетскую  традицию, которая заключалась в стремлении  обучить поискам
справедливого права,  предложить  право-образец,  а  не  систематизацию  или
комментарии   права  той  или  иной  страны  или  области.  После   принятия
национальных  гражданских  кодексов складывается представление,  что  отныне
право  и закон совпадают  и что университетам остается лишь толковать  новые
кодексы. Отказавшись от практического духа  постглоссаторов  и  от  смелости
пандектистов,  профессора  права вернулись к  школе  глоссаторов,  занявшись
комментированием  новых  кодексов.  Таким  образом,  кодексы  вопреки  идее,
которая  вдохновляла  их  создание, вызвали к жизни юридический  позитивизм,
усиленный национализмом. Отныне юристы стали  считать правом их национальное
право. Они занялись  своими кодексами и перестали видеть, что право -- норма
общественного поведения -- по своему существу является наднациональным.
     50.   Законодательный  позитивизм  и   юридический  национализм.  Целью
кодификации должно было стать изложение принципов обновленного общего права,
приспособленного  к условиям и нуждам  XIX  века. На место usus modernus она
должна  была поставить usus nissimus Pandectarum. Однако закат универсализма
и национализм XIX века придали кодификации, во всяком случае временно,  иной
характер. Кодексы рассматривались не как новое изложение общего права, а как
простое  обобщение,  новое   издание  "частного  обычая",   возведенного  на
национальный  уровень. Вместо того чтобы видеть в  кодексах новое  выражение
общего права, как это предполагали инициаторы кодификации,  их рассматривали
как средство придания праву "национального духа". В результате в Европе сама
идея  общего  для  всех  права  почти  исчезла. Европейской  драмой  была не
кодификация, а  отказ от кодификации французского толка в  Германии, а также
позиция, занятая университетами после кодификации.
     Кодификация и  все  последующее  законодательное  развитие  повлекли за
собой  законодательный позитивизм и  одновременно юридический национализм, в
котором могла, казалось, потонуть идея  о существовании юридической общности
между европейскими нациями (а  тем более неевропейскими) и романо-германской
правовой семьей. Во всех европейских странах, правда в разной степени, право
отождествлялось  с  приказами  суверена,  но  перестало  отождествляться  со
справедливостью.  Подобное   изменение   позиции  проявилось,   само   собой
разумеется, в каждой стране лишь после проведения национальной  кодификации.
Сами же  кодексы, напротив, часто  вырабатывались  на  основе сравнительного
права,
     а иногда в качестве образцов для тех или иных кодексов использовались и
кодексы  других  стран'. Эта  практика свидетельствует  о родственности всех
правовых  систем, составляющих романо-германскую  правовую семью.  С  другой
стороны,   она  отвергает  доктрину,  считавшую  возможным   замкнуться   на
национальном праве, отказавшись, таким образом,  от своей постоянной роли --
развивать юридическую науку и совершенствовать право.
     51.  Новые тенденции. В  настоящее  время  этот  кризис  как  будто  бы
находится  в стадии разрешения. Кодексы устарели,  и  это ослабило,  если не
устранило,  законодательный  позитивизм  XIX  века.  Мы  все  более  открыто
признаем ведущую роль доктрины и судебной практики в формировании и эволюции
права, и ни один юрист не считает, что лишь законодательные тексты важны для
знания права. Даже в  области уголовного  права, где действует  принцип "нет
преступления,  если  оно  не  предусмотрено   законом",  все  более  широкие
полномочия  предоставляются судьям  или  администрации  по  определению меры
наказания  и  урегулированию  его применения, что  фактически ставит право в
значительную зависимость от  идей тех, кто призван его осуществлять. Наличие
многочисленных  международных  конвенций  и  развитие  сравнительного  права
заставляют  судей  все  чаще  и чаще интересоваться тем,  как понимается или
толкуется  право в других  странах.  Таким образом,  юридический национализм
отступает,   и  можно   полагать,   что   кризис,   вызванный   европейскими
кодификациями  XIX и  XX веков, носил  временный характер. Возрождение  идеи
естественного  права, которое  наблюдается  в наше время,  является  на деле
возрождением  идеи  единого права,  обновлением сознания  того, что право не
следует  понимать как  нечто  идентичное  закону  и  имеющее  в  силу  этого
национальный характер.
     С другой стороны, однако,  очевидно,  что право находится  в  состоянии
кризиса. В давние  времена  были  озабочены  по  преимуществу  коммутативной
справедливостью.   Сегодня   на    авансцену   вышла   идея   дистрибутивной
справедливости. Как  следствие  этого акцент,  который  когда-то  делался на
отношениях между  частными лицами и на частном праве, переместился теперь на
публичное  право. Главная  роль в обеспечении  нового типа  справедливости в
обновленном обществе отводится государству и управлению. Правовые понятия  и
техника, которые еще недавно были  вполне удовлетворительны,  для реализации
такой  роли  недостаточны.  С их помощью можно ответить,  что  соответствует
справедливости   в   отношениях   продавца  и  покупателя,   собственника  и
арендатора,  издателя  и автора. Для всех  этих ситуаций имелись  достаточно
точные нормы. Значительно сложнее регламентировать и контролировать действия
администрации, когда  встает  вопрос о  выдаче разрешения  на строительство,
изъятии земель  для  общественных нужд, предоставлении кредита  предприятию,
разрешении  иностранцу  проживать   в  стране.  При  решении  таких  проблем
настолько отсутствует  определенность, что впору даже задать вопрос, идет ли
вообще здесь речь о праве. Ответ, разумеется, будет  положительным, и задача
права и юристов в том и состоит, чтобы установить конкретно, что  требует от
нас концепция справедливости, преобладающая  в обществе.  Не менее очевидно,