церковным и нецерковным запретам, архаичные ритуалы существовали несмотря ни
на что. Так, в белорусских деревнях чуть ли не до  середины  нынешнего  века
практиковался свадебный "столбовой обряд". Суть его в  совершении  некоторых
ритуальных действий "у столба" внутри избы; деревянный столб в данном случае
как раз и имитирует фаллос.
   Свадебная обрядность вообще переполнена архаичной  языческой  символикой,
начиная с фаты  невесты  -  символического  коррелята  савана,  так  как,  в
конечном счете, предполагалось, что во  время  свадьбы  происходит  умирание
невесты  как  девственницы  и  возрождение  ее  в  новом  качестве  жены   -
полноценной женщины. В соответствии с главным  назначением  всего  живого  -
воспроизведением  себе  подобных  -  кульминации  любви  -   вся   свадебная
атрибутика,  символика  и  обрядность  были  подчинены  соитию  брачующихся.
Современная  исследовательница  языческой  архаики  русской   свадьбы   Вера
Варганова в преамбуле к публикации эротических текстов свадебного  фольклора
отмечает:

  "В свадебном обряде посредством ряда символических действий девственность (нерождающее) должна была быть подвергнута ритуальной смерти, и только после этого возможно было возрождение невесты в качестве женщины (рождающей). Соitus имел целью одновременно и дефлорацию, и зачатие-оплодотворение; но хотя основной смысл обряда сводился именно к этому, его ритуальное оформление было очень сложным. <...>  Свадьба существовала как бы в двух пространствах: реальном, мирском, и священном, символическом. В сознании земледельца сакральный смысл ритуала был неотделим от реального, одно без другого просто не  могло существовать. Соответственно сексуальные тексты и ритуалы свадьбы включали в свою семантику все эти смыслы.  Тексты и ритуалы с сексуальной семантикой делятся на два типа: одни из них описывают происходящее только через символические аналоги, другие сочетают символы с прямыми называниями соitus'а и гениталий. <...>  Показательно, что тексты с прямыми сексуальными лексемами имеют место только во время совершения соitus'а или после него. Причиной тому могла быть сакральность происходящего: тайное, сокровенное, сущностное кодировалось преимущественно через иносказания, что, вероятно, служило магическим оберегом..."

   Известны  тысячи  упомянутых  текстов,  которые   на   протяжении   веков
сохранялись в  устной  традиции  и  не  публиковались  из-за  их  откровенно
фривольного содержания, где все вещи и действия к  тому  же  названы  своими
именами  да  еще  с  помощью  экспрессивной  и  ненормативной  лексики.   На
глубочайшую  древность  подобных  традиций  указывают  и  сохранившиеся   по
существу по сей день некоторые святочные  игрища,  в  которых  невооруженным
глазом просматриваются отголоски былого фаллического культа и герметического
мировоззрения.  В  сборнике  оригинальных   текстов   "Русский   эротический
фольклор"  (М.,   1995)   приводятся   расшифровки   магнитофонных   записей
фольклорных экспедиций, не требующие никаких дополнительных пояснений.
   Взглянем хотя бы мельком на традиционную святочную игру, именуемую  "Межи
наводить" (всего  подобных  ей  святочных  забав,  имеющих  ясно  выраженную
сакральную непристойность, известно несколько  десятков).  Напомним,  что  и
эллинский  Гермес  (Яр-Мес),  и  русский  Чур   были,   так   сказать,   "по
совместительству" Божествами Межевого столба. Сама же "игра"  заключается  в
следующем. Ряженного мужика или парня кладут  на  спину  с  закрытым  лицом,
иногда привязывают и вынимают его детородный орган, символизирующий  межевой
столб. Какая-нибудь бойкая участница  объявляет,  что  "межа  упала",  и  по
очереди  подводит  каждую  девушку  (а  таких  набивается  полная  изба)   к
обладателю "межи", чтобы та попыталась своими  руками  "столб"  "поставить".
Магнитофон бесстастно фиксирует свидетельство самих участниц:

   "Это страмшина. У нас в Манушкине покойником брат  брата  наряжал.  [Речь
идет о несколько иной игре, но с тем же смыслом и действиями. - В.Д.]. Ну, к
скамейке привязал яво этим, вообще, вяревкой. Чтоб он ня ушел. Принясли  яво
на этой скамейке сюда на гулянку. А мы, дявчонки, что ж мы...Нам тоже стыдно
было...Вытянули  хяр„нко  явонный  оттудова.  А  женщина...Мы  ж  ня  пойдем
шшупать, а женщина, та, которая старая, подошла, пошшупала, она говорит:  "И
правда, хер!" [вот и древнее имя Хер-меса названо. - В.Д.]. Ну, от так..."

   И так далее... Данная тема присутствует в русском фольклоре  и  обрядовых
традициях (уходящих своими корнями в глубочайшую древность)  в  бесчисленных
вариантах и оттенках, кажущихся неправдоподобными  с  точки  зрения  обычной
морали. Но, увы, от фактов, как говорится, никуда не  денешься.  На  Русском
Севере (например, в  Печорском  крае)  зафиксирована  любопытная  игра  типа
"городков" под названием "бaча" и с ярко выраженным сексуальным смслом. Бача
- это короткая палка-бита с подчеркнутыми формами  фаллоса.  Ее  обязательно
должен вырезать парень и подарить  той  девушке,  которая  ему  нравится  (в
отдельных  случаях  бачевую  палку  дарит   брат   сестре).   Можно   только
догадываться о глубине архаики  и  эротического  смысла,  лежащих  в  основе
данного действа. В бачу  играют  исключительно  девушки  (но  в  присутствии
парней) во время великого поста после масленицы. Весенний  характер  обряда,
вне  всякого  сомнения,  олицетворяет  пробуждение  природы  после   зимнего
оцепенения. Бачевые фаллические палки, демонстрируемые в петербургском музее
"Кунсткамера",  украшены  ромбическим  орнаментом,  что,  в  свою   очередь,
символизирует единство мужского и женского начал.
   Неотвратимость весеннего  пробуждения  природы,  торжества  детородных  и
плодоносных сил по своему олицетворял и  такой  на  первый  взгляд  невинный
обычай, как масленичное  катание  с  ледяных  гор.  По  наблюдениям  русских
этнографов, девушки нередко скатывались  вниз  на  донцах  заветных  прялок,
зажав навершие ногами и произнося  магические  заклинания.  Между  тем  сами
прялки - по  своей  естественной  конфигурации,  так  сказать,  как  считают
исследователи и специалисты, имеют явственноно выраженный фаллический  образ
и смысл. Об том же свидетельствуют и  начертанные  на  некоторых  из  прялок
знаки, украсы и рисунки - нередко настолько  откровенные,  что  сами  орудия
прядения до недавнего времени предпочитали держать в запасниках музеев и  не
выставлять для всеобщего обозрения. (См., напр.: Жарникова С.В.  Фаллическая
символика  северорусской  прялки  как  реликт   протославянской-индоиранской
близости  //  Историческая  динамика  расовой  и  этнической  дифференциации
населения Азии. М., 1987).
   Древняя фаллическая сущность Гермеса наглядно проявляется и  его  русской
ипостаси   Яр-Меса   или   по-просту   языческого   Ярилы,   олицетворявшего
животворящее мужское естество и весеннее плодородие. Имя Ярилы, воплощавшего
яростное детородное (сексуальное) начало, одновременно сливалось с  понятием
"яркий", "яровой" (весенний). В конечном счете и сам Бог и его имя  восходит
ко временам общеиндоевропейской этнической нерасчлененности  и  сопряжено  с
именем и функциями Бога Гермеса ("ярого месяца", о чем уже говорилось выше).
   Весенний праздник  Ярилы,  доживший  до  ХХ  века  и  детально  описанный
этнографами,  по  существу   являлся   исторически   трансформированным   на
славянской почве  хорошо  известного  дионисийского  культа  с  непристойным
органистическим действом. Аналогичным образом непременным атрибутом русского
Ярилы был подчеркнут большой фаллос, сделанный из полена, а само празднество
завершалось имитацией полового акта. В данной форме он  является  отголоском
тех далеких древнеиндоевропейских верований, в соответствии с  которыми  для
достижения плодородия и получения высокого урожая требовалось  оплодотворить
женщину на вспаханном поле (об этом подробно речь пойдет во 2-й части).
   Несмотря на подчеркнуто непристойный характер, Ярилин праздник  отмечался
в России повсеместно еще в начале ХХ века, правда, не в одни и  те  же  дни.
Вот доподлинные свидетельства современников. В Костроме отправляли  похороны
Ярилы во Всесвятское заговенье. Старик, одетый в изодранное  платье,  нес  в
гробу куклу Ярилы в виде мужчины с выпяченными наружу естественными частями.
Пьяные женщины провожали куклу с рыданиями, а  потом  зарывали  в  землю.  В