кара-такаи не знали ничего подобного.  Впрочем,  сосуд  мог  быть  привезен,
скажем, из  Согдианы,  то  есть  территории  нынешнего  Таджикистана  (тогда
становился понятным и солнечный диск: согдийцы же солнцепоклонники). Но  это
была бы уж такая незапамятная древность, с которой мы еще и не встречались.
     - И все это он в одном месте нашел? - спросил я.
     - А вот читай, - усмехнулся  директор  и  сунул  мне  в  руки  лист  из
блокнота.
     Корнилов  писал:  "Посылаю  вам  свой  первый,  пока   еще   не   очень
значительный улов. Покажите хранителю, он сразу поймет что  к  чему.  ("Что,
понял что к чему?" - спросил директор.) Несомненно, нами  обнаружено  мощное
жилое пятно, расположенное на территории колхоза "Горный гигант". Что же оно
такое: город, поселение, крепость или перевалочный пункт - выяснится позднее
при планомерных раскопках. Все присланное обнаружено нами на протяжении двух
метров,  в  профиле  дорожного  холма.  Грунт   мягкий,   глинистый,   легко
поддающийся кайлу и лопате".
     Я положил бумагу на стол и сказал:
     - Кайлу и лопате. Вы представляете, что он там натворил?
     - Да я уж об этом думал, - поморщился  директор.  -  Ну  что  ж,  будем
производить раскопки или пусть он там еще покайлит? Так вот ведь видишь, что
он пишет: "...на протяжении двух метров". А ведь ему  колхозники  голову  за
эти метры отмотают. Он, дурак, дорогу разрушает.
     - Надо будет по-настоящему копать, - сказал я. - Все, что  он  прислал,
очень интересно. Будем вести разведочные раскопки.  Открытый  лист  выправим
после. Не полагается это. Да что там. Мы ведь не курган разрушаем, а  просто
в жилых слоях копаемся.
     Директор серьезно посмотрел на меня и вдруг
     рассмеялся.
     - Жилые слои, - повторил он  с  наслаждением.  -  Ах  вы,  археологи...
Ладно, посмотрим. - Он кивнул головой на  приемник.  -  Ну  а  музыку-то  ты
слушал?
     - Ой! - Я вскочил. - Вот свинья-то. Позабыл вас поблагодарить.  Я  ведь
всю ночь сидел над ним.
     - То-то ты спишь в рабочее время, - сердито рассмеялся директор, -  вот
что значит в армии не служил. Там бы тебя...
     Он подошел к окну и раскрыл его.
     - Нет, конечно, что там смотреть? Надо копать, и все. Хоть в этом  году
по разделу экспедиции что-то освоим. А то  ведь  стыд  и  срам.  Нам  кредит
отпускают, а мы обратно перебрасываем.  Пишем:  "Экспедиционные  работы,  за
неимением сотрудников, проведены не были". А  в  ведомости-то  -  шестьдесят
лбов. Ведь позор, хранитель, а?
     - Позор, - ответил я.
     - То-то, что позор, -  устало  вздохнул  директор  и  снова  подошел  к
приемнику. - Ну, так что ж ты сегодня услышал? Было что-нибудь стоящее?
     - Было, - ответил я, - и очень даже стоящее. Лекция о Ницше.
     Директор покрутил головой.
     - Вот въелся он им в печенки. Как включишь Германию - так и он.
     - Да это не Германия была, - ответил я. - Париж передавал.
     - Да? - Директор даже приостановился. - Французам-то что  больно  надо?
Они-то куда лезут? Я не ответил.
     - Слушай-ка, а вот можешь ты  мне  вот  так,  по-простому,  без  всяких
мудрых слов, растолковать, что это такое? У нас тут один два  часа  говорил.
Пока я слушал, все как будто понимал. А вышел на улицу - один туман в башке,
и все. Человек, подчеловек, сверхчеловек, юберменш, утерменш! Ну, хоть колом
по голове бей, ничего я что-то не понял. - Он виновато  улыбнулся  и  развел
руками. - Ориентируй, брат, а?
     - Плохо, если вы ничего не поняли, - сказал я.  -  Начать  тут  надо  с
самого философа ("Ну-ну!" - сказал директор) -  с  человека,  который  всего
боялся. ("Ну-ну", - повторил директор и сел.) Головной боли  боялся,  зубной
боли  боялся,  женщин  боялся,  с  ними  у  него  всегда  случалось   что-то
непонятное, войны боялся до  истерики,  до  визга.  Пошел  раз  санитаром  в
госпиталь - подхватил дизентерию и еле-еле ноги унес. А ведь  война-то  было
победоносная. А под конец... Вы помните премудрого пескаря?
     -  Ну  еще  бы,  -  усмехнулся  директор,   -   "образ   обывателя   по
Салтыкову-Щедрину": жил - дрожал, умирал - дрожал, очень помню, так что?
     - Так вот. Таким премудрым пескарем и прожил он последние годы.  Просто
ушел в себя, как пескарь в нору, - закрыл глаза и  создал  свой  собственный
мир. А вы помните, что снится  в  норе  пескарю,  что  он  "вырос  на  целых
пол-аршина и сам щук глотает". Кровожаднее и сильнее пескаря и рыбы  в  реке
нет, стоит ему только зажмуриться. Беда, когда  бессилье  начнет  показывать
силу.
     - Вот это ты верно говоришь,  -  сказал  директор  и  вдруг  засмеялся,
что-то вспомнив. - Знаю,  бывают  такие  сморчки.  Посмотришь,  в  чем  душа
держится, плевком перешибешь, а рассердится - так весь и зайдется. Нет,  это
все, что ты сейчас говоришь, - верно это. Я это очень  хорошо  почувствовал.
Но вот как ему, пескаришке, дохлой рыбешке, саженные  щуки  поверили?  Им-то
зачем вся эта музыка потребовалась? Для развязывания рук, что ли? Так у  них
они с рожденья не связаны. Сила-то на их стороне.
     - Это у них сила-то? - усмехнулся я.  -  Какая  же  это  сила?  Это  же
бандитский хапок, налет, наглость,  а  не  сила.  Настоящая  сила  добра  уж
потому, что устойчива.
     - Так, так, - директор усмехнулся и  прошелся  по  комнате.  -  Значит,
по-твоему, и у земляка этого самого Ницше - Адольфа Гитлера  -  не  сила,  а
истерика? Ну, истерика-то истерикой, конечно, недаром он и в психушке сидел.
Или это не он, а его друзья? Но и  сила  у  него  тоже  такая,  что  не  дай
Господи. Газеты наши, конечно, много путают и недоговаривают. Но  я-то  знаю
что почем. Если бы он нас, говорю, не боялся, то и Европы давно не  было,  а
стоял бы какой-нибудь тысячелетний рейх с орлами на  столбах.  А  ты  видел,
какие у них  орлы?  Разбойничьи!  Плоские,  узкокрылые,  распластанные,  как
летучие мыши или морские коты. Вот что такое Адольф. А ты  посмотри  на  его
ребят. Те кадрики, что в нашей хронике иногда проскакивают. Все ведь  они  -
один к одному, молодые, мордастые, плечистые, правофланговые.  На  черта  им
твой Ницше? Им Гитлер нужен. Потому что это он им райскую жизнь  обещал.  За
твой и за мой счет обещал. А они видят: он не только обещает, но  и  делает.
Союзники только воют да руками машут, а  он  головы  рубит.  Что  же  это  -
пескарь, по-твоему? Юродивый Ницше? Нет, брат, тут не  той  рыбкой  запахло.
Тигровые акулы? Что, есть такие? Есть, я  читал  где-то...  Только  нас  он,
говорю, и боится. Если бы не мы, то сейчас только одна Америка за океаном  и
осталась бы, да и то только до следующего серьезного разговора, понял? -  Он
сел на стул, перевел дыхание и улыбнулся. - Вот так.
     - Да я ведь не про него, - сказал я,  сбитый  с  толку,  -  я  про  его