- Среди  команд  пойдут всякие слухи! - вздохнул лейтенант Морат. - Это
очень опасно...
     - Вы   можете   идти,  лейтенант!  -  сказал  Юленшерна.  -  Я  вас  не
задерживаю...
     Морат ушел.
     - Мы  потеряли  четырех,  -  виноватым голосом шамкал дель Роблес. - Но
разве  мы  могли  предотвратить  несчастье?  Когда  они  вышли  нам  в  тыл,
некоторые  из  нас  потеряли  присутствие  духа, и случилось так, что рыбаки
овладели двумя ножами и мушкетом...
     - Без пороха и без пуль? - спросил Джеймс.
     - Нет, этот мушкет был заряжен...
     - Удивительное совпадение! - сказала из-за перегородки фру Юленшерна.
     У  дель Роблеса злобно блеснули зрачки, фру Юленшерна вышла из спальни,
спросила насмешливо:
     - Чем же это кончилось?
     Боцман молчал потупившись.
     - Убирайтесь вон! - сказал шаутбенахт.
     - Я   отправлюсь   на   остров   сам!  -  сказал  полковник  Джеймс.  -
Действительно, фру права. Мы делаемся смешными...
     Шаутбенахт круто повернулся к полковнику, сказал ядовито:
     - Вам  следовало  сделать это несколько раньше. Неужели вы думаете, что
они  настолько  глупы  -  сидят  и  дожидаются  нового отряда? По ту сторону
пролива - становище, из становища, конечно, пришлют за ними лодку...
     - Да, но становище безлюдно! - возразил Джеймс.
     - Для нас, пора понять, что только для нас...
     Юленшерна откинулся на спинку кресла, заговорил резко:
     - Пусть  сюда приведут рыбаков, пойманных лейтенантом Моратом. Мы будем
говорить  с  ними  иначе,  чем говорили до сих пор. Пусть будет накрыт стол,
примем   их   как  гостей,  черт  бы  побрал  этих  упрямцев.  Мы  будем  их
уговаривать,  мы  будем с ними пить, а если я слишком устану, то вместо меня
продолжать  беседу будете вы, гере Джеймс. Офицеры пусть играют на лютнях, а
фру  Маргрет,  быть может, нам споет. Почему бы ей не спеть, ведь она споет,
чтобы попасть в Архангельск. Не правда ли, Маргрет?
     Фру  Юленшерна  не  ответила: адмирал становился несдержанным. Впрочем,
она его извиняла - поход был нелегким.
     - Не  более  чем через час здесь соберется все лучшее общество эскадры!
-  сказал  шаутбенахт,  поднимаясь. - Мне надо отдохнуть. Я чувствую себя не
слишком хорошо...
     Оставшись  одна,  фру  Маргрет  позвонила  в колокольчик и велела Якобу
накрыть  к  ужину. Якоб ушел. Камеристка-негритянка принесла черное платье с
жемчужным шитьем. Одеваясь, фру говорила:
     - Бог  мой, какая скука. На редкость скучно! Все эти офицеры - грубияны
и  пьяницы,  от  них решительно нечего ждать. Дать им волю - они только бы и
делали,  что  пили.  А  полковник  Джеймс просто старая развалина. Он красит
щеки и чернит брови. К тому же он, кажется, еще и трусоват...
     Камеристка   нечаянно  слишком  сильно  затянула  шнурок  корсажа,  фру
Юленшерна ущипнула ее розовыми ногтями, сказала капризно:
     - Туго!
     В дверь постучали.
     - Кто это? - спросила Маргрет.
     - Это мы, рабы фру Юленшерны! - произнес голос артиллериста Пломгрэна.
     - Разве уже миновал целый час? - спросила фру Маргрет.
     - Для меня миновал год! - воскликнул из-за двери артиллерист.
     - Более, чем год! - подтвердил Морат.
     - Прошло  целое  столетие!  -  голосом  умирающего  произнес  галантный
Бремс.
     Одевшись,  она  позволила  войти.  Они поклонились очень низко и сели у
клавесина  -  настраивать  свои  лютни.  Фру  Юленшерна  у  зеркала надевала
браслеты.
     - Что мы сегодня празднуем? - шепотом спросил Улоф Бремс.
     - Вероятно,  мы  будем  поминать  тех четырех матросов! - также шепотом
ответил  Пломгрэн. - А может быть, и себя самих... Наши дела идут не слишком
хорошо...
     - Одно  я  знаю  теперь  твердо,  -  произнес чуть слышно Юхан Морат. -
Когда состарюсь - сам сатана не заставит меня жениться на молодой!
     Он засмеялся и, тронув струны лютни, запел:

                Гонит ветер корабль в океане,
                Боже, душу помилуй мою...


3. СТОРГОВАЛИСЬ

     В   канатном   ящике   было  душно,  пахло  пенькою,  крысами,  которые
бесстрашно  дрались  и  пищали  под  ногами.  Слева,  за переборкой, грубыми
голосами  разговаривали  матросы,  один  ругался,  другой его усмирял, потом
послышался смех, стук костей.
     - По-шведски говорят? - спросил Рябов Митеньку.
     - По-разному!  -  сказал  Митенька.  -  Один  по-шведски,  а  другой  -
англичанин. И еще один - голландец, что ли...
     - Всякой твари по паре! - усмехнулся Рябов.
     Они  опять  замолчали  надолго.  Митенька  задремал, вздрагивая во сне,
шепча  какие-то  слова.  Рябов  думал.  Две  крысы с писком пробежали по его
ноге,  он  вздрогнул,  вновь  задумался.  Было  слышно,  как матросы воющими
голосами  затянули  песню.  Митенька  совсем проснулся, сел на бухте каната,
спросил:
     - Что ж теперь будет, дядечка?
     - А то, брат, будет, что зря ты со мной увязался.
     - Не  зря!  -  упрямо  возразил  Митенька. - Вы завсегда со мною в море
хаживали, вот живым и возвращались. А пошли бы без меня - значит, худо...
     Кормщик засмеялся, потрепал Митеньку по плечу.
     - Молодец!  По-твоему,  выходит,  что  раз  ты  со  мной  - лиха нам не
ждать...
     Помолчали.
     - А  корабль большой! - сказал Митенька. - И другие тоже большие. Я все
разглядел...
     Рябов не ответил.
     - Дядечка! - негромко позвал Митенька.
     - Ну, дядечка?
     - Я про то, дядечка, - для чего мы в море-то пошли?