- Где  их  кафтаны?  Ворье!  Уже успели обокрасть! Как в таком виде они
покажутся гере шаутбенахту? Впрочем, это не мое дело!
     Рябов,  гремя  цепью,  без  кафтана,  в изорванной сорочке, не торопясь
вошел  в  адмиральскую каюту, где горели свечи, сверкали серебро и хрусталь,
где  пела  рыжеволосая  женщина  в  черном, вышитом жемчугами платье, где на
лютнях и на клавесине играли мужчины в париках, дымя короткими трубками...
     Фру Юленшерна допела песню, приказала Окке:
     - Пусть  русские  сядут  и будут нашими гостями. Передайте - их не ждет
ничего дурного, честь ярла шаутбенахта тому порукой! Им нечего бояться...
     Окке перевел, Рябов ответил лениво:
     - Покуда  с  вашим  гостеваньем,  с  меня  да  вот  с  вьюноша  кафтаны
воровским  делом  содрали, цепи заместо кафтана надели, - то-то хорошо у вас
гостевать...
     Окке,  учтиво  изогнувшись  перед фру Юленшерна, стал переводить, Рябов
его перебил:
     - Наврет чего, не надобно нам вашего толмача. Мой лучше скажет...
     Митенька  четко, коротко, бесстрашно перевел все, что сказал кормщик. В
каюте   сделалось   тихо,  офицеры  переглядывались,  шаутбенахт  исподлобья
разглядывал  наглого  русского  лоцмана.  Без  доклада вошел шхипер Уркварт,
всплеснул руками:
     - Большой  Иван! Вот счастливая встреча! Теперь-то мы будем друзьями, я
надеюсь!  О,  если  бы  ты тогда ушел со мною в море, как бы изменилась твоя
судьба...
     И,   не   садясь,   стал   быстро   рассказывать  шаутбенахту  -  какой
замечательный  моряк  Большой  Иван.  Он  исходил  все Студеное море, не раз
бывал  на  Новой  Земле,  хаживал  на  Грумант.  Много лет тому назад шхипер
заплатил  большие  деньги  монастырю,  который владел тогда лоцманом, за то,
чтобы иметь Большого Ивана в своей команде, но это не удалось...
     - Чего он врет? - спросил Рябов у Митеньки.
     - Нахваливает вас, дядечка, - шепотом ответил Митенька.
     Лейтенант Юхан Морат подтвердил слова Уркварта:
     - И  я  склонен  предполагать,  что этот человек - опытный моряк, лучше
которого  не  отыскать.  На его судне мы обнаружили компас, градшток, книжку
по  навигации.  И  он  уже  не  так молод, во всяком случае - он зрелый муж.
Наверное, он недурно знает море...
     Уркварт подошел к Рябову, хлопнул его по плечу, заговорил добродушно:
     - Этот  Иван - подлинный моряк! Я не забуду, как в давние годы, когда я
еще  был  шхипером  на  "Золотом облаке", он вводил мое судно в Двину. Пусть
корабль,  которым  я командую, не имеет десяти футов воды под килем, если мы
с  Большим  Иваном  не  делали  чудеса  на  двинском  фарватере. Разве ты не
узнаешь меня, Иван? Правда, много лет прошло с тех пор...
     Рябов спокойно оглядел раздобревшего шхипера, ответил прилично:
     - Здравствуй,  шхипер!  Давненько  не  виделись,  ишь ты, какой матерый
стал. Чего в Архангельск больше не хаживаешь?
     - Вот  теперь  иду! - засмеялся Уркварт. - Иду с богатым караваном. Ну,
Иван?  Как  это  говорится  по-русски?  Кто  вспоминает былое - тот остается
слепым?  Ты на меня был в обиде, но я хотел для тебя добра. Если бы ты тогда
ушел  с  нами  -  ставлю  об  заклад  душу,  - теперь тебе доверили бы целый
корабль. Ты бы носил знатное платье и побрякивал золотыми в кармане...
     - Пусть  он  сядет за стол! - приказал шаутбенахт по-шведски. - Если он
действительно столь отменный моряк, как вы говорите, - пусть сидит с нами.
     - Садись,  Большой  Иван!  - сказал Уркварт. - Садись, старый приятель!
Мы  хотим  беседовать  с  тобой  как с нашим другом. Мы желаем тебе добра, и
только добра! Садись!
     - Что  ж,  в  цепях  и  садиться? - спросил кормщик. - Нет, шхипер, так
неладно!  Либо  я  у  вас  полоняник,  тогда  мне  не  за столом сидеть, а в
канатной каморе; либо я у вас гость - тогда с поклоном и встречайте!
     Уркварт засмеялся, ласково покачал головой:
     - Ах,  Большой  Иван, узнаю твой характер! Сколь много лет прошло, а ты
вовсе  не изменился. Каков был - таков и есть. Но я очень, очень рад, что мы
повстречались. Наша встреча в море - это подарок судьбы и тебе и нам...
     Корабельный  кузнец  быстро снял цепи, Рябов отбросил их ногой, огладил
шею, кисти рук; разминаясь, повертел головой, потом сказал шхиперу:
     - Еще  вели,  господин,  кафтан  чтобы  мне  отдали. Нехорошо драным да
бедным среди вас сидеть. Чего ж срамиться...
     Шаутбенахт  покосился  на  лейтенанта Мората, тот быстро заговорил, что
теперь  одежду  не  отыскать,  наверное  осталась  на  потопленном  карбасе.
Юленшерна  велел  принести  другие  кафтаны,  флаг-офицер  побежал выполнять
приказание, ворча под нос:
     - Все равно вешать, зачем еще кафтаны...
     Рябов  сел  в  кресло  у  переборки, зеленые глаза его мерцали недобрым
огнем, лукавая улыбка мелькнула на губах:
     - Садись,  Митрий,  в  ногах  правды  нет.  Вишь,  каюта какая богатая.
Ничего  живут, с достатком. И ковры, и по стенам золотая кожа, и сами сытые,
а?
     Флаг-офицер  принес  одежду,  Рябов растянул на руках кургузый шведский
кафтанчик, усмехнулся:
     - Нет,  дружки,  так  у  нас  дело  не пойдет! За дурака меня считаете?
Кафтан  у  меня  был добрый, тонкого сукна, пуговицы костяные, шнуром обшит,
пояс  тоже  был.  А  принесли  кацавейку...  И у парня у моего кафтанчик был
справный, камзол тоже теплый...
     Митенька  холодным  голосом перевел слово в слово, офицеры заулыбались,
полковник   Джеймс  по-русски  спросил,  что  кормщик  хочет  вместо  своего
кафтана.  Пряча  злую  улыбку,  кормщик ответил, что одеждой не торгует, что
вместо  кафтана  ему  кафтан и надобен, и не бабий летник, не сарафан, а вот
вроде как на самом полковнике Джеймсе - таков бы и ему пристал...
     Окке перевел, фру Юленшерна звонко расхохоталась:
     - А  он  забавный,  этот мужик! Забавный и смелый! Гере Джеймс, отдайте
ему  ваш  кафтан.  Ведь вам не жалко, правда? Посмотрим, как будет выглядеть
русский мужик в кафтане из серебряной парчи. Это, правда, интересно...
     - Не  вижу  в  этом  ровно  ничего интересного, - вяло сказал обиженный
Джеймс, - но приказание фру для меня - закон!
     И, поджав губы, вышел.
     Митенька   натянул  на  себя  шведский  кафтанчик,  разгладил  ладонями
волосы,  сел важно. Уркварт рассказывал вполголоса о поморах, о том, как они
горды   и   как   любят  почет.  Шаутбенахт  слушал,  попивая  легкое  вино,
выжидательно  барабаня пальцами по столу. Кают-вахтер принес кафтан Джеймса,
Рябов  вдел  руки в рукава - кафтан сразу затрещал. Фру Юленшерна сказала со
смехом:
     - Медведь, настоящий русский медведь...