лоцман.  Лейтенанту  Бремсу  повезло:  он прибуксировал трехмачтовую русскую
лодью и два больших карбаса, шедшие на рыбные промыслы.
     Ярл  Юленшерна  велел  поставить  на  шканцы  стол с добрым угощением и
учтиво,  как старого и хорошего знакомого, принял кормщика - седого плотного
мужика с зорким и хитрым взглядом.
     Кормщик,  перед  тем как выпить, перекрестился, выпив - похвалил винцо,
что-де  без сивушного духа, двойной, видать, перегонки. Заел кусочком мясной
лепешки,  осведомился, как величают шхипера. Шаутбенахт подумал, покривился,
назвался негоциантом Шебалд.
     - Ну,  а  меня  Нилом  Дмитричем  звать,  Лонгиновым  кличут!  - сказал
кормщик. - Будем, значит, знакомы. Торговать идете?
     Шаутбенахт,  брезгливо  морщась,  сообщил, что торгует стеклом, ножами,
вином,  изюмом,  перцем,  -  да вот не повезло, в Белое море не хаживал, как
идти в Двину, не знает.
     Окке Заячий нос, стоя за креслом шаутбенахта, переводил.
     - Много  кораблей  у  вас!  -  не отвечая на вопрос шаутбенахта, молвил
кормщик.  -  Ишь  здоровенные какие! Богато торгуете. Небось, и домишко свой
за морем, усадьба, хорошо живете? Шутка сказать - товару сколь много...
     - Господин шхипер ждет ответа на свой вопрос! - сказал Окке.
     Лонгинов  подумал,  потом спокойно посоветовал идти до двинского устья,
-  там  сама  таможня,  после  законного осмотра кораблей, пришлет искусного
лоцмана. Так все делают, так и господину шхиперу надлежит сделать.
     - Мне  не  нужна  таможня!  -  сухо  сказал  шаутбенахт. - Мне не нужен
лоцман там. Мне нужен лоцман здесь!
     Кормщик спросил простодушно:
     - А для чего здесь? Разве ж у тебя карты нет?
     Шаутбенахту надоела такая игра. Обернувшись к Окке, он сказал резко:
     - Спроси  у  него, не возьмется ли он за хорошую плату провести корабли
до  города  Архангельска.  Дай  понять  невеже, что в случае отказа его ждет
лютая смерть. И быстрее...
     Окке  подергал  носом,  заговорил,  кормщик слушал внимательно, сильные
челюсти его пережевывали мясную лепешку.
     - Ну? - спросил шаутбенахт.
     - Он думает! - ответил Окке.
     - Пусть думает быстрее! - велел Юленшерна.
     Лонгинов  сокрушенно  вздохнул,  солгал,  что провести эскадру никак не
может:  сам  он  не  архангельский,  родом  из Онеги, двинским фарватером не
хаживал.
     - Про наказание сказал? - спросил Юленшерна.
     - Да, гере шаутбенахт.
     - И что же?
     - Он отвечает, что все в руке божьей...
     Юленшерна  велел  увести  кормщика  и посадить в канатный ящик. Матросы
молча  скрутили  русскому мужику руки за спиной, корабельный кузнец заклепал
кандалы  на  его  ногах. Пригнали других русских - с карбаса и лодьи. Рыбаки
шли  спокойно,  но  увидев  кормщика,  приостановились,  переглянулись. Один
спросил:
     - По-здорову, значит, гостевал, Нил Дмитрич?
     - По-здорову!   -   ответил  Лонгинов.  -  Пасись,  ребята.  Шведы!  Не
послушались указа - в море не ходить, теперь надобно держаться.
     Матрос  с  серьгой  в  ухе  тяжело  ударил  кормщика  по спине, тот, не
оглядываясь,  пошел,  мелко переступая закованными в цепи ногами. Шаутбенахт
щурился  на  русских рыбаков, посасывал трубку. Стояли они в свободных позах
-  кто  сунув  руку за пояс, кто выставив ногу вперед, кто и вовсе не глядел
на шаутбенахта.
     Сзади  к  ярлу  подошел  шхипер  Уркварт, сказал сладким голосом, что с
этими  людьми  церемониться  не  советует:  их  надо вешать на глазах друг у
друга,  тогда,  может быть, кто и станет сговорчивее. Ярл Юленшерна запахнул
непривычный,  стеганный  на  пуху кафтан, взял с подноса чашку кофе, которую
принес Якоб...
     - Скажи  им,  -  велел  Юленшерна Окке Заячьему носу, - скажи, что тот,
кто  согласится  провести  нашу  эскадру  к  городу  Архангельскому,  станет
богатым человеком. Кто не согласится - будет казнен...
     Окке перевел.
     Русские  переглянулись.  Копылов, немолодой кормщик с суровым взглядом,
в вязаной куртке, в рыбацких бахилах, усмехнулся:
     - Одурели?  Там  шведа  пасутся, разве пустят пройти? По всей Двине для
бережения  от  шведских  воров  пушки понаставлены, каронады, коты, - десять
раз потопят, покуда в устье войдешь...
     Окке  испуганно  посмотрел  на  адмирала,  перевел  деликатно,  смягчая
грубость  русского. Якоб, держа поднос, не отрываясь смотрел на рыбаков: вот
они какие, простые русские люди!
     Шаутбенахт  отхлебнул  кофе, приказал перевести рыбакам, что дает им на
размышление  ровно десять минут. Пусть сюда принесут десятиминутные песочные
часы, у штурмана есть такие.
     Уркварт  мигнул  Окке,  тот,  размахивая локтями, побежал в штурманскую
каюту,  вернулся  запыхавшись,  перевернул  часы,  песок посыпался тоненькой
струйкой.  Русские  смотрели на песок, неторопливо переговариваясь, и лица у
них были спокойные.
     - То-то,  что  не  надо  было  в море идти! - сказал один, загорелый, с
пушком  на  верхней губе, остриженный кружочком. - Верно бирюч кричал, шведы
и впрямь...
     - Надо,  не  надо! - ответил другой. - Харчить-то брюхо просит, вот что
худо. Без моря как прохарчишься...
     Третий - старичок с веселым блеском в глазах - сказал насмешливо:
     - Лонгинов-то  Нил  Дмитрич  за  столом  сидел, а нам не подносят. Нет,
серчает старый пес; вишь, ходит. Ходи, ходи, немного выходишь...
     Молодой засмеялся, прикрыл рот ладонью. Потом сказал серьезно:
     - Хаханьки  да  хиханьки,  а  дед  сердитый. Как бы и впрямь животы нам
свои здесь не скончать...
     Песок  все сыпался - тоненькой золотистой струйкой. С криками, косо, на
распластанных   крыльях  неслись  к  воде  чайки.  Шведские  матросы  угрюмо
посматривали на русских. Ярл Юленшерна негромко спросил Окке:
     - О чем они говорят?
     - Обдумывают, как поступить! - осторожно ответил Окке.
     - Они  начнут  обдумывать после того, как мы повесим половину из них! -
сказал шхипер Уркварт. - Я знаю, что это за народ!
     Юленшерна  покосился  на шхипера и приказал звать корабельного профоса.
Широкоплечий,  низкорослый  матрос,  с  вывернутыми  ногами, быстро полез на
мачту  -  закидывать  петлю  на  нока-рею.  Из люка неторопливо, позевывая в