стакану  бренди. Капеллан захмелел, сделался слезлив, в тоске жаловался, что
видел  недобрый  сон,  вспоминал  свою  тихую  родину  - город Гафле. Лекарь
угрюмо посмеивался, потом бросил кости - чет или нечет. Вышел - нечет.
     - Плохо? - спросил капеллан.
     - Не  видать  вам Гафле! - сказал лекарь. - Зато вы несомненно попадете
в царствие небесное, ибо погибнете за святое дело!
     Молча они поднялись наверх.
     Здесь   ярл  Юленшерна  хмуро  смотрел  в  смутную  даль,  слушал,  как
перекликаются сиплые голоса матросов:
     - Якорь чист!
     - Якорь чист, гере боцман!
     - Якорь чист, гере лейтенант!
     - Якорь чист, гере капитан!
     Уркварт, гремя кольчугой, подошел к шаутбенахту, сказал четко:
     - Якорь чист, гере шаутбенахт!
     Ярл Юленшерна, не оборачиваясь, приказал:
     - Благословение, капеллан!
     Капеллан  нетвердо  ступил  вперед,  молитвенно  сложил руки, произнес,
запинаясь:
     - Да благословит наш подвиг святая Бригитта!
     Большой  медный  колокол  зазвонил  на  молитву. На шканцах, на юте, на
баке,  на шкафуте, на пушечных палубах, в крюйт-камере все матросы, солдаты,
офицеры,  наемники, пираты, грабители - от дель Роблеса до Бэнкта Убил друга
- преклонили колени, сложили ладони, закрыли глаза, шепча молитвы...
     Капеллан  молился,  по  багровому  от  выпитого  бренди  лицу  катились
благочестивые слезы...
     - Довольно! - сказал Юленшерна, поднимаясь с колен.
     Большой  медный  колокол  ударил опять. Барабаны забили "Поход во славу
короля!"  Горны  на  всех  кораблях  эскадры запели: "Никто не победит тебя,
Швеция!" Ярл Юленшерна махнул платком - "поход".
     И тотчас же Уркварт в говорную трубу произнес медленно и раздельно:
     - Поход!  На  местах  стоять,  друг  с  другом  не  говорить, табаку не
курить, к бою иметь полную готовность...
     На пушечных палубах офицеры повторяли:
     - Поход!  На  местах  стоять,  друг  с  другом  не  говорить, табаку не
курить, к бою иметь полную готовность...
     Корабли  медленно,  осторожно,  один за другим, входили в широкое устье
Двины.  Пушки  настороженно  и  грозно  смотрели  из портов. На мачтах ветер
развевал огромные полотнища шведских флагов.


3. ФИТИЛИ ЗАПАЛИТЬ!

     От  самого  Святого Носа невидимые шведам глаза сторожили их эскадру. И
в  те  самые минуты, когда в двинском устье ярл Юленшерна приказал поднимать
якоря,  мужичок  в  домотканной  промокшей  рубахе  вылез из кустов лозняка,
поймал  за  веревочный недоуздок свою лошаденку, пробежал рядом с лошаденкой
несколько  шагов по чмокающему болоту, подпрыгнул, повалился на спину лошади
животом,  перекинул  ногу  в  лапте и, отчаянно болтая локтями, пошел вскачь
туда,  где  дожидался  его  другой  мужичок,  готовый  к тому, чтобы мчаться
дальше - к матросам, сидящим возле сигнальной пушки у шалашика...
     Рыбаки,   посадские  люди,  монахи  в  мокрых  подрясниках  и  рыбацких
сапогах,  кто  с копьем за плечами, кто с топором за поясом, кто с мушкетом,
-  садились  на  коней,  гнали к цитадели. По новым тайным гатям, по скрытым
тропинкам  мчались  кони, малые посудинки перевозили гонцов через воду, коли
случалась  она  на пути, из прибрежных густых кустарников, из-за скирд сена,
из-за  березок  следили за эскадрой зоркие, привыкшие к морю, недобрые глаза
поморов...
     И  задолго  до  того,  как  вперед  смотрящий флагманского судна увидел
Новодвинскую  цитадель,  там  на  плацу запели крепостные горны, на выносных
валах, на башнях, на стенах тревожно ударили барабаны.
     Тотчас  же  под  мелким  дождем,  придерживая  палаши,  бегом  побежали
матросы  к  своим зажигательным судам - брандерам, готовить их к бою. Скорым
шагом  пошли  на валы, к скрытым до времени пушкам, - констапели, фитильные,
наводчики.  Мужики-смоловары,  разбрызгивая лаптями лужи, вереницей побежали
к  шипящим  и  булькающим  котлам со смолою - подбросить сухих дровец, чтобы
кипящим  варевом  встретить  злого вора, коли прорвется к крепостным стенам.
Солдаты  с  мушкетами,  с  ружьями,  с  пищалями чередою поднимались к своим
бойницам,  раскладывали  там  свое  воинское  хозяйство,  готовились  стоять
долго,  покуда  не  покатится  обратно  клятый  враг.  Каменщики,  плотники,
кузнецы,  носаки,  землекопы,  все  те,  что  строили  крепость,  с тяжелыми
копьями,  откованными  в час досуга на крепостных Наковальнях, с палицами, с
отточенными  ножами  занимали  башни,  готовясь биться по силам и по умению,
помогать  метать  камни,  лить  смолу, кидать бревна на головы ворам. В одно
мгновение  крепостной  двор наполнился сотнями людей и вновь опустел - народ
разместился  по  своим  местам, приготовился к бою, замер. Вновь стало тихо,
только дождь шелестел, да встревоженные чайки кричали над Двиной.
     Сильвестр   Петрович  в  парике  с  косичкой,  в  новом  Преображенском
кафтане,  туго  перепоясанный  шарфом,  в плаще и треугольной шляпе, в белых
перчатках,  при  шпаге,  с короткой подзорной трубою в руке, вышел из своего
дома, оглядел уже опустевший крепостной плац, крикнул в сени:
     - Машенька, кисет позабыл, принеси...
     Маша  принесла  кисет,  трубку, трут, кремень, огниво, спросила быстро,
шепотом:
     - Попрощаемся пока?
     Он крепко сжал ее руку, ответил так же шепотом:
     - Как  бомбардирование  откроется, ребятишек - в погреб. Покуда пусть в
избе сидят, на плац соваться не для чего...
     И замолчал.
     - Тихо-то  как!  -  сказала  Маша,  прислушиваясь.  - Одни только чайки
кричат. Может, они уже и видят шведов?
     Сильвестр Петрович окликнул бабиньку Евдоху, Таисью:
     - Вы  вот  что,  господа  волонтеры,  идите-ка  под стену. Там вам куда
способнее  будет.  От  ядер - каменный навес, никакое ядро не пробьет, места
вволю, которого солдата поранят - к вам придет, отыщет.
     Он подозвал бегущего по плацу Егоршу, велел:
     - Ты,  Егор,  вели выкатить водки бочонка два-три, пусть бабинька людям
подносит,  водочка  для  раненого  -  дело  святое.  Да  Маше моей не велите
распоряжаться, она щедра больно, все до начала баталии раздаст...
     Бабинька  Евдоха  поклонилась,  Егорша  бегом снес под крепостную стену