Уркварт остановил его мягким жестом.
     - Ежели  русские пожелают иметь корабли для увеселительных прогулок его
величества,  -  продолжал  он,  -  то,  несомненно,  господам советникам его
величества  придется  нанять  иностранных  навигаторов, которые с величайшей
радостью  будут  служить  такому  просвещенному  и  щедрому монарху, как его
миропомазанное   величество!   Я   сам!  -  воскликнул  Уркварт.  -  Я  могу
порекомендовать немало опытнейших моряков его величеству русскому царю...
     Петр  молчал:  трезвый,  зло  раздувая  ноздри,  он  оглядывал своих, -
видимо,  не  знал,  что  ответить.  Потом  круто перевел разговор на выход в
море:  когда  негоцианты  будут уходить, он их проводит на своей яхте. Стали
считать  дни,  прикидывали по пальцам, устанавливали порядок строя кораблей,
рассуждали,  где  идти царевой яхте, потом спохватились, - кто на ней пойдет
кормщиком.
     - Рябов! - сказал Иевлев.
     Уркварт  улыбнулся с жалостью и презрением. Иевлев, чувствуя, что кровь
бросилась  ему  в голову, велел тотчас же звать с лодьи кормщика. Матросы со
всех  ног  побежали  к  борту,  Рябов  нехотя  поднялся на палубу, подошел к
столу,  за  которым  гудели  и орали вразброд русские, голландцы, англичане,
немцы.  Пустые  бутыли  катались  под ногами, дым от глиняных трубок стлался
над  застольем, многие были совсем пьяными, другие вполпьяна. Только Иевлев,
царь,   Апраксин   и   старый   Патрик   Гордон   смотрели  трезво,  строго,
требовательно.  Да  шхипер  Уркварт  вдруг  точно  ужалил  кормщика коротким
колючим взглядом.
     - Встань тут! - велел Апраксин.
     Рябов  встал,  широко  расставив  ноги, сунув ладони за вышитый Таисьей
поясок.  Гаррит Коост держал в руке туго свернутые листы бумаги, поколачивая
ими  по  столу.  Голголсен, сделав загадочное лицо, вертел в пальцах большой
компас.
     - Слышали  мы нынче, - медленно заговорил Петр, - да и сами в беседах с
тобой  имели  в  том  случай  убедиться, что есть ты наипервеющий по здешним
беломорским  краям  кормщик,  иначе  навигатор.  А  коли  ты навигатор, то с
компасом должен искусно управляться. Знаешь ли сию предивную машину?
     Голголсен, насмешливо улыбаясь, протянул кормщику компас.
     - По-нашему,  по-морскому  - матка. Так зовем! - сказал Рябов. - Машина
истинно  предивная.  А маточкой зовется потому, что в море без компаса - что
без родной мамыньки.
     Он улыбнулся, глядя на дрожащую стрелку, что-то вспоминая.
     - Чему обрадовался? - спросил Иевлев.
     - Вспомнил,  как  батюшка  мой  еще  зуйком  меня учил: в сем, дескать,
коробе  сидит  мужичок с ноготок, вертит стрелку вечно на ночь, как иноземцы
говорят  -  на  норд. Долгие времена я, мальчонка, в того мужичка верил, все
бывало заглядывал - не примечу ли, как он стрелку вертит...
     - Не приметил? - спросил Апраксин.
     - Не  довелось,  -  с  широкой  улыбкой  ответил Рябов. - Шутил батюшка
мой...
     - Сия  машина, - сказал Иевлев, - основана на том, кормщик, что стрелка
магнитная  вечно  занимает  в  пространстве  положение, которое ей назначено
премудростью человека...
     - Компас  тебе  ведом,  - перебил царь, и было видно, что он доволен. -
Многие ли еще здешние кормщики знают компас?
     Рябов подумал, ответил не торопясь:
     - Многие,   государь,   почитай  что  все.  Сколько  тебе  понадобится,
стольких и наберешь.
     - Пять? Десять? Пятьдесят? - нетерпеливо, но весело спросил Петр.
     - Поболе  будет,  государь.  Который  мужик Белого моря старатель - тот
тебе  и  мореход.  А  морюшко-то  наше  немалое, народу на нем по пальцам не
сочтешь...
     Еще подумал, улыбнулся и добавил:
     - Бабы  наши, поморки, рыбацкие женки - и то кормщат. Небось, в море не
заголосят,  не заплачут. Вот с эдаких-то годов, с самых младых ногтей в море
живут, морем кормятся...
     - И все искусство навигаторское ведают? - спросил Петр.
     - Есть,  что  и  компаса  не  имеют,  государь,  по  приметам ходят, по
звездам.
     - И в океан так идут?
     - А что океан - не вода?
     Петр  засмеялся.  Рябов  положил  компас на стол, опять сунул ладони за
поясок.  Шхипер  Уркварт  наклонился  к  Иевлеву,  что-то  ему  сказал. Тот,
вздернув плечом, отмахнулся.
     - Чего он? - спросил Рябов.
     - Шхипер  утверждает,  что  здешние  поморы  не  знают  карты, - сказал
Иевлев. - Так оно, кормщик?
     - Карта  карте  рознь,  -  ответил  Рябов.  -  У них, у иноземцев, свои
карты, у нас - свои. Мы по своим ходим.
     Уркварт,  учтиво улыбаясь, наклонился теперь к конвойному капитану. Тот
развернул  на  колене большой лист толстой бумаги. Лист затрепетал на ветру.
То  был  Летний  берег  Белого  моря  с  Унскою  губою. Рябов смотрел долго,
щурился.
     - Знаешь ли сии места? - спросил Петр.
     - Бывал! - ответил кормщик.
     - Что ж молчишь?
     - А того молчу, государь, что неверно карта сделана.
     Уркварт  вскинул бровки. С усталым презрением, со скукою в глазах сидел
на  своем  стуле  человек,  которого  Рябов давеча принял за царя, - Лефорт.
Надменно смеялся Голголсен.
     - Неверно?  -  спросил  Петр.  - Да ведаешь ли ты, кто сию карту делал?
"Зее-Факел"   сего   изображения   ничем   не  лучше.  Прославленный  шхипер
гамбургский  именем  Шмидт,  штормом  занесенный в Унскую губу, более недели
там  провел;  в  подношение  воеводе Апраксину измерил залив и на бумагу его
нанес...
     Петр  сердился,  иноземцы  посмеивались,  Иевлев  смотрел на кормщика с
тревогой. Рябов ответил спокойно:
     - Стреж  неверно  указан,  государь.  Кой  тут  кораблям ход, когда вон
мель,  банка  здоровая,  а  вон еще здоровее. Пойдешь сим стрежом и посадишь
корабль на камни...
     Уркварт засмеялся. Петр метнул на него взгляд, крикнул Рябову:
     - С ученым навигатором споришь, с корабельщиком именитым...
     Он  в  раздражении  отвернулся от Рябова. Уркварт и Голголсен разложили
перед  ним еще листы - карты. Кормщик стоял неподвижно, о нем словно забыли.
Карт  было  много,  Рябов  издали  узнавал  -  Три острова, Сосновец, Зимний