то  вам?  И  коли вы не оставите на будущие времена игру, которую затеяли, -
князь-кесарь сам займется вашей особой и сделает сие весьма искусно...
     Шхипер  попытался  величаво улыбнуться, но вместо улыбки лицо его жалко
искривилось.
     - Вот  и  все,  что  имею  я  вам  сказать,  -  молвил Иевлев. - Теперь
отправляйтесь  на  свой  корабль и там подумайте на досуге, следует ли вам в
дальнейшем ошибаться не серебряным серебром, привозя его в бочках сюда...
     Тут  шхиперу удалось перебить стольника. Топнув ногой в туфле с бантом,
он  закричал,  что  его  величество  вчерашнего  дня  сами изволили наказать
виновного  в  истории  с  серебром  и  что  он,  Уркварт, никому не позволит
порочить царский приказ.
     - Я  вас  порочу!  -  не  повышая  голоса, попрежнему с гневной силой и
злобой  произнес  Иевлев.  -  Вас,  сударь,  подсыла,  фальшивого монетчика,
наговорщика  и  скупщика  рабов. И вам я говорю: отправляйтесь сию же минуту
на  свое  "Золотое  облако"  и сидите там тихо, покуда тут не решится, как с
вами  быть:  выгнать  вас  туда,  откуда  пришли,  али  отдать  князю Федору
Юрьевичу  под  его руку, в Приказ, где заплечных дел мастера истинную правду
от вас спознают...
     Шхипер  испугался.  И,  как  нарочно,  в  это  самое  время  на крыльцо
царского  дома  вышел  князь-кесарь,  пальцами  закладывая  волосы  за  уши,
обсасывая  мокрый  ус,  поглядывая  на  утреннюю  Двину, на лодьи и карбасы,
стоящие у пристани, на солдат, что варили кашицу на берегу.
     Медлить  не  следовало.  И шхипер, отдав кумплимент перьями шляпы почти
по  песку,  шаркнув,  притопнул,  отбив еще каблуком перед бешеным офицером,
попятился  к  своей  лодке,  пихнул  дремавшего  Цаплю, оттолкнулся багром и
только  тогда,  на  воле,  отдышался.  Добродушное  лицо  его  переменилось,
толстые  губы  он подобрал, глаза теперь смотрели не растерянно и испуганно,
а с сухой насмешливой злобой.
     Поднявшись  на  борт  "Золотого  облака", Уркварт скорым шагом дошел до
своей   каюты,   велел  заварить  себе  кофею  покрепче  и  позвать  боцмана
немедленно.
     - Коли  еще  раз  замыслите  вы  нечто  подобное  тому, что замыслили с
Большим  Иваном,  -  дребезжащим  от  бешенства  голосом молвил шхипер, - то
живым  вашего  собеседника  отпускать  от  себя не смейте, ибо оба мы с вами
нынче  на  волоске  висим,  понимаете  ли?  На  эдаком  волоске  от смерти в
застенке. Понимаете ли?
     Дель Роблес молчал, с издевкой поглядывая на струсившего шхипера.
     - Вон! - крикнул Уркварт.
     Испанец вышел.
     Уркварт   достал   из   резного   шкафчика   флакон   с  успокоительным
левантийским  бальзамом,  накапал в чашку, выпил и, позабыв про кофе, поехал
с  Цаплей  на  городской  берег,  где  у  стены Гостиного двора прогуливался
широкоплечий  человек  в черной одежде лекаря - Дес-Фонтейнес, как звали его
архангельские иноземцы.
     - Гере шхипер чем-то расстроен? - насмешливо спросил лекарь.
     - Я  прошу  вас  именем бога: нигде и никогда не называйте меня гере! -
взмолился Уркварт. - Моя жизнь в опасности...
     - Я  скорблю вместе с вами, если это так, как вы говорите! - усмехнулся
лекарь. - Что же случилось?
     Шхипер рассказал. Дес-Фонтейнес пожал плечами.
     - Ваш  боцман  хотел  выслужиться  перед  шаутбенахтом  помимо  меня, -
сказал  он спокойно, - и попался. Не знаю, зачем понадобилось ярлу Юленшерне
проверять  те  сведения,  которые  он  получает  от  меня.  Вы  имели  честь
беседовать с ярлом в Стокгольме?
     - Я был ему представлен! - ответил Уркварт.
     - Для чего?
     - Ярл  Юленшерна  сомневается  в  том,  что  московиты строят флот. Они
строят кар-ба-сы, - так изволил выразиться ярл шаутбенахт...
     Дес-Фонтейнес  молчал. Молча он распахнул перед шхипером калитку своего
двора.  Два  черных пса датской породы оскалились на Уркварта, Дес-Фонтейнес
ласково им посвистал.
     В  доме  лекаря  было чисто, пахло бальзамами и лекарственными травами,
на  столе  стоял  вываренный  череп,  возле  него  две  витые свечи. Уркварт
полистал книгу в переплете из телячьей кожи, сочувственно спросил:
     - Вам приходится изучать медицину, гере премьер-лейтенант?
     Дес-Фонтейнес улыбнулся одними губами.
     - Звание  лекаря  дает  мне  возможность  бывать  везде,  где я хочу, -
ответил  он. - Нынче я пользую братьев Бажениных, когда они хворают, и часто
посещаю новую верфь на Вавчуге. Садитесь, гере шхипер...
     Уркварт  сел  в  удобное  кресло.  Певчие  птицы весело перекликались в
своих клетках, солнечные блики переливались в изразцах.
     - Вы славно живете! - сказал шхипер.
     - В  моем  доме  ничего не должно напоминать мне Московию и московитов.
Ничего  и  никогда.  Я постарался так убрать свое жилище, чтобы хоть стены и
обстановка здесь напоминали мне нашу добрую Швецию...
     Он вдруг спросил:
     - Как здоровье его королевского величества?
     - Его  королевское  величество,  гере,  да  продлит господь его дни, не
слишком   хорошо  себя  чувствует.  Он  очень  болен,  и  только  провидению
известно, увижу ли я его по возвращении...
     - Вот как?
     - Да, вот так...
     - А что слышно о наследнике?
     Уркварт налил себе светлого пива, сладко вздохнул:
     - О-о,  гере,  наш  будущий  король  наполняет глубокой радостью сердца
своих  подданных.  Умные  люди  толкуют, что даже теперь видно, как наш Карл
Двенадцатый прославит свое отечество...
     - Из чего же это видно?
     - Это  видно  прежде  всего  из  характера его королевского высочества.
Это,  гере  лейтенант,  видно из той беспримерной смелости, с которою он так
недавно  промчался  на  диком олене по улицам нашей славной столицы. Кстати,
насчет   этого   оленя:   они   побились   об   заклад   -   принц   Фридрих
Гольштейн-Готторпский  и  наш  славный  Карл.  Шутка  ли проскакать на диком
олене по улицам Стокгольма, да еще мальчику...
     - Да, это не шутка! - серьезно сказал Дес-Фонтейнес.
     - Он  очень,  очень  храбр,  наш будущий король! - воскликнул шхипер. -
Рассказывают,   что,  напоив  рейнским  вином  допьяна  дикого  медведя,  он
вступает  с ним в единоборство. Особое внимание его высочества направлено на
то,  чтобы закалить себя. Для этого он студеными зимними ночами спит на сене
в  конюшне  своего  дворца.  Более  того,  гере  лейтенант: дворцовая челядь