продвигающиеся от известных элементов к закономерностям в сложных явлениях,
которые не могут быть прямо установлены. Однако здесь не место для обсуждения
вопросов методологии ради них самих. Нам требуется только показать, как
получилось, что в эпоху великих триумфов эмпиризма в естественных науках была
сделана попытка навязать те же эмпирические методы общественным наукам,
которая неминуемо должна была привести к катастрофе. Начинать в этой области
не с того конца, искать регулярности в таких сложных явлениях, которые никогда
нельзя встретить дважды в одинаковых условиях, не могло привести ни к чему
иному, кроме как к выводу, что нет никаких общих законов, никаких внутренних
необходимых связей, обусловленных неизменным характером составных элементов, и
что единственной задачей -- в особенности экономической науки -- является
описание исторических изменений. Только из-за этого отказа от подобающих
методов анализа, вполне устоявшихся в классический период, стало считаться,
что в общественной жизни нет других законов, кроме сотворенных человеком, и
что все наблюдаемые явления представляют собой просто продукт социальных или
правовых институтов, всего лишь «исторические категории», и никоим образом не
проистекают из основополагающих экономических проблем, с которыми приходится
сталкиваться человечеству.
4
В сущности, наиболее мощная школа социализма из всех, что до сих пор видел
мир, во многих отношениях является детищем подобного рода историцизма. Хотя
Карл Маркс в чем-то усвоил инструментарий экономистов-классиков, он почти не
использовал их главное достижение на все времена -- анализ конкуренции. Зато
он всей душой принял центральное положение исторической школы о том, что
большинство феноменов экономической жизни являются не результатом постоянно
действующих причин, но всего лишь продуктом специфического исторического
развития. Не случайно, что Германия, где историческая школа пользовалась
широчайшей популярностью, была также и страной, где с наибольшей готовностью
приняли марксизм.
Тот факт, что наиболее влиятельная школа социализма была так тесно связана с
общими антитеоретическими тенденциями в общественных науках, со временем
оказал глубочайшее воздействие на все дальнейшее обсуждение реальных проблем
социализма. Весь этот подход не только породил характерную неспособность
увидеть хоть какую-то из постоянно существующих экономических проблем вне
конкретных исторических рамок, но Маркс и марксизм вполне последовательно
продолжали всячески отбивать охоту к исследованию реальной организации и
функционирования социалистического общества будущего. Если изменение должно
быть вызвано неумолимой логикой истории, если оно является неизбежным
результатом эволюции, тогда мало нужды в подробном знании о том, каким именно
будет новое общество. Если почти все факторы, определяющие экономическую
активность в нынешнем обществе, будут отсутствовать, если в новом обществе не
будет никаких проблем, кроме обусловленных новыми институтами, созданными в
процессе исторических преобразований, тогда действительно вряд ли возможно
решить какую-либо из проблем социалистического общества заранее. Сам Маркс
встречал только презрением и насмешкой любую попытку сознательно построить
рабочий план такой утопии. Только иногда, и то в негативной форме, мы
встречаем в его работах заявления о том, на что не будет похоже это новое
общество. Тщетно искать в его писаниях какую-либо определенную формулировку
общих принципов, которыми будет направляться экономическая деятельность в
социалистическом сообществе. [Полезное собрание разрозненных замечаний по этой
проблеме из работ Маркса, особенно из «Критики Готской программы», можно найти
в книге: К.Tisch: Wirtschaftsrechnung und Verteilung im zentralistisch
organisierten sozialistischen Gemeinwesen (1932), рр. 110--115.].
Позиция Маркса по этому вопросу долго воздействовала на социалистов его школы.
Строить предположения о реальной организации социалистического общества
значило для незадачливого автора немедленно заработать клеймо «ненаучности»,
самого страшного обвинения, которому мог подвергнуться член «научной» школы
социализма. Но даже за пределами лагеря марксистов общее происхождение всех
современных разновидностей социализма от некоего, по сути исторического, или
«институционального», взгляда на экономические явления привело к успешному
удушению всех попыток рассмотреть проблемы, которые пришлось бы решать
социалистической политике. Как мы увидим, только в ответ на критику извне была
в конце концов предпринята такая работа.
5
Мы достигли теперь момента, когда становится необходимо четко разделить
несколько различных аспектов программы, которую мы до сих пор всю целиком
определяли как социалистическую. Что касается начальной части того периода,
когда росла вера в централизованное планирование, исторически оправданно будет
поставить без особых оговорок знак равенства между идеей социализма и идеей
планирования. В той мере, в какой затрагиваются основные экономические
проблемы, это справедливо и по сей день. Необходимо все же признать, что во
многих других отношениях социалисты и прочие современные сторонники
планирования имеют полное право заявлять, что не несут никакой ответственности
за программы друг друга. Здесь нам следует разграничить цели и средства,
предлагавшиеся либо фактически необходимые для достижения поставленных целей.
Существующая по поводу этого двусмысленность возникает потому, что необходимые
для достижения целей социализма в более узком смысле средства могут
использоваться и для других целей и что интересующие нас проблемы возникают
из-за средств, а не из-за целей.
Общая цель всего социализма в более узком смысле -- «пролетарского» социализма
-- есть улучшение положения неимущих классов общества путем перераспределения
дохода, получаемого от собственности. Это подразумевает коллективную
собственность на материальные средства производства, а также коллективистское
управление и контроль за их использованием. Те же коллективистские методы
можно, однако, поставить на службу совершенно другим целям. Аристократическая
диктатура, например, может использовать те же методы для обеспечения интересов
какой-либо расовой или иной элиты, а также для достижения какой-то отличной,
откровенно антиэгалитарной цели. Дело усложняется еще и тем, что
коллективистская форма собственности и контроля, составляющая суть любой из
этих попыток отделить распределение дохода от частной собственности на
средства производства, допускает разные степени ее применения. Пока будет
удобнее употреблять термин «социализм» для обозначения традиционных
социалистических целей, а термин «планирование» -- для обозначения метода их
достижения, хотя позднее мы будем пользоваться понятием «социализм» в более
широком смысле. Если же понимать его более узко, то тогда позволительно
сказать, что можно иметь много планирования и мало социализма или мало
планирования и много социализма. Как бы то ни было, метод планирования
несомненно можно использовать и в целях, не имеющих ничего общего с
нравственными целями социализма. Вопрос о том, действительно ли можно
полностью отделить социализм от планирования -- а критика этого метода уже