информации, способен собирать и использовать информацию, широко рассеянную --
такую, которую ни один орган централизованного планирования (не говоря уже об
отдельном индивиде) не может ни знать в полном объеме, ни усваивать, ни
контролировать. Человеческое знание, как было известно еще Адаму Смиту,
распылено. Он писал: "Очевидно, что каждый человек, сообразуясь с местными
условиями, может гораздо лучше, чем это сделал бы вместо него любой
государственный деятель, судить о том, к какому именно роду отечественной
промышленности приложить свой капитал и продукт какой промышленности может
обладать наибольшей стоимостью." (1776/1976: II, 487 <Смит, 1962: 332>). Или,
как выразился один проницательный мыслитель-экономист XIX века, экономическое
предпринимательство требует "досконального знания тысячи мелочей, в которые не
станет вникать никто, кроме заинтересованного в подобном знании" (Bailey,
1840: 3). Такие институты по сбору и передаче информации, как рынок, позволяют
нам использовать это рассеянное и незримое знание для формирования
надындивидуальных схем (patterns). После того как институты и традиции,
основанные на такого рода надындивидуальных схемах, получили
развитие-стремление к согласию относительно какой-то общей цели (как это было
в малой по численности группе) перестало быть обязательным, поскольку широко
рассеянные среди людей знания и навыки теперь вполне можно было пускать в ход
для достижения самых разнообразных целей.
Это направление исследований хорошо прослеживается как в биологии, так и в
экономической науке. Даже в собственно биологическом мире "эволюционные
изменения, в общем, нацелены на максимальную экономию в использовании
ресурсов", и "эволюция, таким образом, "вслепую" движется по пути
максимального использования ресурсов" (Howard, 1982: 83). Более того, как
справедливо заметил один современный биолог, "этика -- это наука о способах
распределять (allocate) ресурсы" (Hardin, 1980: 3). Все это указывает на
тесные взаимосвязи между эволюцией, биологией и этикой.
Понятие порядка, так же как и понятия ближайших его эквивалентов -- "системы",
"структуры" и "модели" -- постигаются с трудом. Нам следует различать два
разных, хотя и связанных между собой, смысла этого понятия. Глагол
"упорядочить" и существительное "порядок" могут употребляться, когда речь идет
либо о результатах мыслительной деятельности по систематизации или
классификации объектов и событий (самые различные аспекты которых фиксируются
нашим чувственным восприятием) в соответствии с требованиями научной
реорганизации чувственного опыта (Hayek, 1952), либо о конкретных материальных
структурах, которыми предположительно обладают объекты и события или которые
становятся им присуши в определенный момент, регулярность" (от латинского
regula -- "правило") и "порядок" просто-напросто обозначают соответственно
временной и пространственный аспекты одного и того же типа отношений между
элементами.
С учетом этого различия мы можем сказать так: люди обрели способность к
созданию упорядоченных материальных структур, обеспечивающих им удовлетворение
каких-то потребностей, потому что умели упорядочивать на основе тех или иных
определенных принципов чувственные раздражители, поступавшие к ним из внешней
среды. Данная мыслительная реорганизация оказывается в свою очередь
надстроенной над порядком, или классификацией, производимой нашими чувствами и
инстинктами чувств. Упорядочение в смысле классификации объектов и событий --
это путь к активной их реорганизации (rearrangement) в целях получения
желаемых результатов.
Мы учимся классифицировать объекты в основном благодаря языку. С его помощью
мы не просто даем названия знакомым типам объектов, но определяем; какие
объекты или события мы должны считать принадлежащими к тому же типу, а какие
-- к другому. Из обычаев, нравственных правил и правовых норм мы узнаем также
о следствиях, ожидаемых в результате различных видов действий. Оказывается,
например, что ценности или цены, складывающиеся в результате рыночного
взаимодействия, -- это еще одна, дополнительно надстраиваемая система
классификации типов действий -- классификации с точки зрения их значимости для
порядка, отводящего индивиду роль всего лишь одного из элементов целого, того
целого, которого он вовсе и не создавал.

Расширенный порядок, конечно же, появился не в одночасье; процесс его
становления был продолжителен и проходил через большее разнообразие форм, чем
можно предположить, если судить лишь по заключающему его превращению в мировую
цивилизацию (он длился, может быть, сотни тысяч, а не пять или шесть тысяч
лет); так что рыночный порядок -- сравнительно позднее образование. Различные
структуры, традиции, институты и другие компоненты этого порядка возникали
постепенно как вариации тех или иных привычных способов поведения. Новые
правила подобного рода распространялись не потому, что люди сознавали их
большую эффективность или могли предположить, что они приведут к росту
населения, но просто потому, что придерживающиеся их группы начинали успешнее
воспроизводиться и включать в свой состав аутсайдеров.
Эта эволюция происходила, следовательно, аналогично биологической эволюции:
новый опыт распространялся передачей приобретенных привычек. Правда, ряд
важных признаков отличает ее от биологической эволюции. Ниже я рассмотрю
некоторые из этих аналогий и различий, здесь же мы можем отметить, что за те
десять или двадцать тысяч лет, в течение которых развилась цивилизация,
биологическая эволюция успела бы изменить или вытеснить врожденные реакции
человека в гораздо меньшей степени. Я не говорю уже о том, что из-за своей
относительной замедленности действие биологической эволюции не успело бы
сказаться на весьма многочисленном нынешнем поколении людей, чьи предки
приобщились к цивилизационным процессам лишь несколько столетий назад. Тем не
менее, насколько нам известно, все группы, цивилизовавшиеся к настоящему
времени, оказываются одинаково способными продвигаться к цивилизации,
приобщаясь к определенным обычаям и традициям. Таким образом, маловероятно,
что цивилизация и культура детерминируются и передаются генетически. Все
одинаково осваивают их через освоение определенных традиций.
Самое раннее из известных мне прямых высказываний об этом принадлежит А. М.
Карр-Сондерсу, который писал, что "люди и группы проходят естественный отбор в
зависимости от принятых ими обычаев, точно так же как они проходят отбор в
зависимости от своих умственных и физических данных. Те группы, которые
придерживаются наиболее полезных обычаев, в процессе постоянной межгрупповой
борьбы будут получать преимущество над теми из соседних групп, которые
придерживаются менее полезных обычаев" (1922: 223, 302). Карр-Сондерс, однако,
подчеркивал способность обычаев сдерживать, а не увеличивать рост населения.
Из недавних исследований стоит обратиться к работам Алланда (1967); Фарба
(1968: 13); Симпсона, который, сопоставляя культуру с биологическим развитием,
определил ее как "более мощное средство приспособления" (в кн.: B. Campbell,
1972), Поппера, заявляющего, что "культурная эволюция есть продолжение
генетической эволюции другими средствами" (Popper and Eccles, 1977: 48); и