наша мораль. Только он является продуктом несколько иной линии развития,
нежели мораль, так что не следует полагать, будто наш разум находится по
отношению к ней на более высокой критической ступени и что силу имеют только
те нравственные правила, которые санкционированы разумом.
Я рассматриваю эти вопросы в последующих главах, но, возможно, какое-то
предварительное представление о моих выводах уместно дать сейчас. Название
настоящей главы -- "Между инстинктом и разумом" -- надо понимать буквально. Я
хотел бы привлечь внимание к тому, что лежит действительно между инстинктом и
разумом и вследствие этого часто упускается из виду только из-за
предположения, что "между" ними ничего нет. Иными словами, меня занимает,
прежде всего, эволюция культуры и морали, эволюция расширенного порядка,
которая, с одной стороны (как мы только что видели), выходит за рамки
инстинкта и часто противостоит ему и которую, с другой стороны (как мы увидим
позднее), разум не в состоянии был спроектировать или сотворить.
Вкратце мои взгляды -- некоторые из них в сжатом виде были изложены ранее
(1952/79, 1973, 1976, 1979) -- могут быть суммированы очень просто. Усвоение
правил поведения -- это по большей части источник, а не результат интуиции,
разума и понимания. Человек не рождается мудрым, рациональным и добрым --
чтобы стать таким, он должен обучиться. Наша мораль отнюдь не есть продукт
нашего интеллекта;
скорее, человеческое взаимодействие, регулируемое нашими моральными нормами,
делает возможным развитие разума и способностей, связанных с ним. Человек стал
мыслящим существом благодаря усвоению традиций -- т. е. того, что лежит между
разумом и инстинктом. Эти традиции, в свою очередь, ведут происхождение не от
способности рационально интерпретировать наблюдаемые факты, а от привычных
способов реагирования. Они, прежде всего, подсказывали человеку, что он
должен, и чего не должен делать в данных обстоятельствах, а не то, чего он
должен ожидать.
Далее, признаюсь, что я не в силах удерживаться от улыбки, когда книги по
эволюции (даже написанные великими учеными) при признании, что до сих пор асе
развивалось в процессе спонтанного упорядочения, заканчиваются (а это
случается часто) призывами к человеческому разуму взять бразды правления и
контролировать дальнейшее развитие, поскольку жизнь стала чудовищно сложной.
Подобные благие пожелания поощряются "конструктивистским рационализмом" (как я
назвал это в другом месте, 1973), оказывающим серьезное воздействие на научное
мышление. Это совершенно явственно отражено в заголовке книги хорошо
известного антрополога-социалиста, пользовавшейся большим успехом. Причем
заголовок книги -- "Человек творит самого себя" (V. Gordon Childe, 1936) --
был принят многими социалистами в качестве своего рода пароля (Heilbroner,
1970: 106). Это высокомерное заявление замешано на ненаучных, даже
анимистических представлениях о том, что рациональное человеческое мышление,
или душа, на определенной стадии вошло в развивающееся человеческое тело и
стало новым, активным проводником последующей эволюции культуры. На самом же
деле произошло следующее: человеческое тело постепенно приобрело способность
усваивать чрезвычайно сложные принципы, позволявшие ему успешнее перемещаться
в окружающей среде. Полагать, что культурная эволюция целиком относится к
более позднему времени, чем биологическая или генетическая, значит упускать из
виду самую важную стадию эволюционного процесса: ту, на которой сформировался
сам разум. Идея разума, который сперва возник в ходе эволюции, а потом вдруг
научился самостоятельно определять направление своего собственного будущего
развития, внутренне противоречива и может быть легко опровергнута. (Не говорю
уже о многом другом, чего разум также не в состоянии совершать; см. гл. 5 и
6). Было бы точнее говорить не о том, что мыслящий человек творит и
контролирует собственную культурную эволюцию, а заявить, что культура и
эволюция создали его разум. В любом случае идея, будто в какой-то момент
сознательное конструирование вмещалось и вытеснило эволюцию, по существу,
подменяет научное объяснение сверхъестественным постулатом. Научное же
объяснение состоит в том, что человеческое сознание, каким мы его знаем, вовсе
не было единственной движущей силой цивилизации, целиком определявшей
направление ее эволюции, но скорее оно само развивалось и эволюционировало
совместно и одновременно с цивилизацией. Человек не наделен уже от рождения
тем, что мы называем сознанием (mind), -- это не мозг, с которым он рождается,
и не то, что его мозг вырабатывает. Человеческое сознание есть то, что на
основе имеющегося генетического потенциала (т. е. мозга определенной величины
и структуры) каждый индивид по мере взросления перенимает от своей семьи и от
старших, впитывая генетически не передаваемые традиции. Понимаемое так
человеческое сознание -- это не столько поддающиеся проверке знания о внешнем
мире или осуществляемые человеком интерпретации непосредственного своего
окружения, сколько способность обуздывать инстинкты -- способность, которую
нельзя наблюдать на примере индивидуального разума, поскольку она проявляется
только в группе. Взращенное и сформированное средой индивидуальное
человеческое сознание в свою очередь действует так, чтобы сохранить,
развивать, обогащать и разнообразить существующие традиции. Через человеческое
сознание, складывающееся преимущественно в семье, одновременно проходит
множество потоков различных традиций, в любую из которых новый член данного
сообщества может погрузиться. Вопрос: а можно ли про индивида, не имевшего
возможности приобщиться к такого рода культурным традициям, сказать, что он
вообще обладает сознанием -- вполне резонен.
Как инстинкт древнее обычая и традиции, так и последние древнее разума: обычай
и традиции находятся между инстинктом и разумом -- в логическом,
психологическом и временном смысле. Они не обусловлены ни тем, что именуется
иногда бессознательным, ни интуицией, ни рациональным пониманием. Хоть и
основанные на опыте человека (в том смысле, что они складывались в ходе
эволюции культуры), обычаи и традиции формировались не путем выведения
рациональных заключений из конкретных фактов или постижения каких-то общих
закономерностей окружающего мира. Управляемые в своем поведении тем, чему
научились, мы зачастую не знаем, почему мы делаем то, что делаем. Врожденные
реакции последовательно вытеснялись благоприобретенными моральными правилами и
обычаями не потому, что люди понимали разумом, что они, эти правила и обычаи,
лучше. Просто, благодаря им, преодолевалась ограниченность непосредственного
восприятия отдельного человека, развивался расширенный порядок, а более
эффективное сотрудничество давало его участникам (как бы безрассудны они ни
были) возможность поддерживать существование большего числа людей и вытеснять
другие группы.
Механизм культурной эволюции не является дарвинистским
Наши рассуждения подводят нас к необходимости ближе рассмотреть эволюционный
подход к развитию культуры. С этой темой связан целый ряд очень интересных
вопросов, на многие из которых экономическая теория помогает взглянуть так,
как это редко удается сделать при помощи других дисциплин.
Существует огромная путаница в данном вопросе, и стоит немного коснуться его