к этим темам еще раз обратился Г. С. Мэн. Утверждение Савиньи (протестовавшего
против кодификации гражданского права) заслуживает того, чтобы быть
приведенным полностью:
"Достичь того, чтобы, вступая в сношения, свободные агенты продолжали жить в
согласии, взаимно поддерживали друг друга и не вмешивались в чужие дела,
можно, только признав невидимые границы, внутри которых обеспечивается
определенное свободное пространство для жизни и деятельности каждого индивида.
Правила, которыми определяются эти границы, и через них -- пределы свободы
каждого, образуют систему права" (Savigny, 1840: I, 331--2).
Разнообразные формы и объекты собственности и их совершенствование
Институт собственности в том виде, в каком он существует в настоящее время,
едва ли совершенен; вместе с тем пока мы едва ли можем сказать, в чем же могло
бы заключаться его усовершенствование. Эволюция культуры и морали
действительно требует дальнейших шагов, чтобы институт индивидуализированной
собственности стал действительно полезным настолько, насколько это возможно.
Например, для предотвращения нарушения прав собственности мы нуждаемся в
повсеместном распространении конкуренции. Это в свою очередь требует
дальнейшего сдерживания естественных чувств, характерных для микропорядка, или
малых групп, о чем у нас уже шла речь (см. гл. 1 и Schoeck, 1966/1969),
поскольку эти инстинктивные чувства часто подвергаются испытанию не только со
стороны института индивидуализированной собственности, но -- подчас даже в
большей степени -- со стороны конкуренции, что заставляет людей с удвоенной
силой тосковать по "солидарности", исключающей конкуренцию.
Раз институт собственности изначально представляет собой продукт обычая (а
судебная практика и законодательство на протяжении тысячелетий лишь развивали
его), нет и оснований считать окончательными те конкретные формы, которые он
принял в современном мире. В последнее время традиционное понятие прав
собственности осмысляется как изменчивые и весьма сложные пучки правомочий,
наиболее эффективные комбинации которых для всех сфер еще не найдены. Новейшие
исследования по этим вопросам, начавшиеся в основном с вдохновляющей, но, к
сожалению, незаконченной работы покойного сэра Арнольда Планта, были
продолжены в нескольких коротких (однако сыгравших огромную роль) статьях его
бывшего ученика Рональда Коуза (1937 и 1960), которые дали толчок развитию
мощной "школы прав собственности" (Alchian, Becker, Cheung, Demsetz,
Pejovich). Результаты этих исследований, подытожить которые здесь мы не
беремся, открыли новые возможности для будущих усовершенствований правового
обрамления рыночного порядка.
Просто для иллюстрации того, насколько глубоким остается наше неведение
относительно оптимальных форм разграничения различных прав, -- несмотря на
нашу убежденность в безусловной необходимости самого института
индивидуализированной собственности -- позволим себе сделать несколько
замечаний по поводу одной конкретной формы собственности.
Медленный отбор методом проб и ошибок системы правил, определяющих границы
индивидуального контроля над различными ресурсами, создал любопытную ситуацию.
Те самые интеллектуалы, что в принципе склонны ставить под вопрос такие формы
собственности на физические объекты, которые выступают непременным условием
эффективного использования материальных средств производства, превратились в
наиболее энергичных сторонников незыблемых прав на бестелесное имущество --
прав, выработанных лишь относительно недавно и относящихся, например, к
произведениям литературы и техническим изобретениям (авторское и патентное
право).
Разница между этими и другими видами прав собственности состоит в следующем:
владение материальными благами ведет к тому, что ограниченные ресурсы начинают
использоваться для достижения наиболее важных целей, в случае же
нематериальных благ (литературных произведений, технических изобретений), хотя
возможности создавать их тоже ограничены, но коль скоро они обрели
существование, их можно репродуцировать в каком угодно количестве.
Ограничивать репродуцирование может только закон, который стремится обеспечить
стимулы к генерированию такого рода идей. Тем не менее, вовсе не очевидно, что
такая искусственно вызванная редкость представляет собой самый эффективный
способ стимулирования творческого процесса. Я сомневаюсь, существует ли хоть
одно великое литературное произведение, которое не появилось бы на свет, если
бы его создатель не был в состоянии приобрести исключительные авторские права
на него. Мне представляется, что аргументы в пользу авторского права почти
целиком исчерпываются соображением, что такие в высшей степени полезные труды,
как энциклопедии, словари, учебники и другие работы подобного рода, не могли
бы быть созданы, если бы после написания их разрешалось свободно
воспроизводить.
Точно так же неоднократно повторявшиеся обращения к проблеме патентного права
не подтвердили, что возможность получения патентов на изобретения
действительно усиливает поток нового технического знания, а не ведет к
расточительной концентрации исследований в областях, где решения проблем можно
ожидать в ближайшем будущем и где в соответствии с законом любой, кто найдет
решение на миг раньше другого, приобретает право на его исключительное
использование в течение длительного периода (Machiup, 1962).
Организации как составные части спонтанных порядков
Рассмотрев претензии разума и опасности "рационального" вмешательства в
действие спонтанного порядка, я, тем не менее, должен добавить несколько слов
предостережения. Мне необходимо было ради достижения своей основной цели
подчеркнуть значение спонтанной эволюции правил поведения, способствующих
формированию самоорганизующихся структур. Этот упор на спонтанном характере
расширенного, или макропорядка может ввести в заблуждение, если создаст у
читателя впечатление, будто в макропорядке сознательно создаваемые и
управляемые организации совершенно не важны.
Элементами спонтанного макропорядка являются отдельные хозяйства как
индивидов, так и сознательно управляемых организаций. Действительно, развитие
частного права заключалось в значительной мере в предоставлении возможностей
для создания добровольных ассоциаций, не обладающих какой-либо принудительной
властью. Однако по мере общего расширения спонтанного порядка растут и
масштабы составляющих его единиц. В состав его будет входить все больше и
больше хозяйств, принадлежащих не индивидам, но таким организациям, как фирмы
и ассоциации, а также административным органам. Некоторые из правил поведения,
обеспечивающих возможность формирования расширенных спонтанных порядков,
одновременно облегчают появление сознательно управляемых организаций,
приспособленных для функционирования внутри более обширных систем. Однако
многие из этих более крупных сознательно управляемых организаций разного типа
фактически находят свое место только в рамках еще более всеохватывающего
спонтанного порядка, но не могли бы действовать в рамках некоего общего
порядка, который бы сам был сознательно организован.
Еще одна связанная с этим проблема также может быть источником недоразумений.