Глава вторая. Происхождение свободы, собственности и справедливости


Никто не вправе нападать на индивидуализированную
 собственность и говорить, что он ценит
 цивилизацию. История обеих неразрывна.
Генри Самнер Мэн
Собственность... нераздельна с человеческим
 хозяйством в его общественной форме.
Карл Менгер
Люди обладают правом на гражданские
 свободы ровно в той мере, в какой
 они готовы налагать на свои вожделения
 цепи морали, -- в той мере, в какой их любовь
 к справедливости превозмогает их алчность.
Эдмунд Берк

Свобода и расширенный порядок
Если моральные нормы и традиции, а не интеллект и расчетливый разум позволили
людям подняться над уровнем дикарей, то основы собственно современной
цивилизации были заложены в античном Средиземноморье. Здесь оказались
возможными торговые связи между достаточно отдаленными друг от друга
регионами; и общины, позволявшие своим членам свободно применять их
индивидуальные знания, получали преимущество перед общинами, где деятельность
каждого из членов определялась тем, что знали все живущие в данной местности,
или знаниями правителя. Насколько нам известно, именно в Средиземноморье
отдельная личность впервые получила право самостоятельно распоряжаться в
узаконенной сфере частной жизни. Благодаря этому праву индивиды сумели создать
плотную сеть коммерческих отношений, связавших между собой различные общины.
Она функционировала независимо от взглядов и желаний местных вождей, поскольку
в ту пору едва ли существовала возможность централизованно управлять
передвижениями морских торговцев. Согласно авторитетному мнению одного из
признанных знатоков этой эпохи (и мнению, безусловно, не искаженному в пользу
рыночного порядка), "греко-романский мир был по преимуществу, и, прежде всего,
миром частной собственности -- будь то собственность на несколько акров земли
или на огромные владения, как у римских сенаторов и императоров, -- миром
частной торговли и частных мастерских" (Finley, 1973: 29).
Порядок такого рода, служащий достижению множества разнообразных частных
целей, на самом деле мог быть сформирован только на основе, как я предпочитаю
говорить, индивидуализированной (several) собственности. [В английском языке
различаются близкие по смыслу понятия "private property" (буквально: "частная
собственность") и "several property" (буквально: "раздельная, обособленная
собственность" или "собственность нескольких лиц"). Термином "private
property" обозначается собственность отдельных индивидов. Понятие "several
property" шире. Оно противоположно понятию государственной собственности и
охватывает, таким образом, любые формы "не-казенной" собственности - не только
единоличную, но и семейную, партнерскую, кооперативную, акционерную и др. К
сожалению, в русской языке нет термина, адекватно отражающего смысл этого
понятия. В настоящем издании оно передается словосочетанием
"индивидуализированная собственность", чтобы подчеркнуть тот факт, что
разнообразные формы "не-казенной" собственности, перечисленные выше,
складываются и развиваются в результате добровольного комбинирования и
рекомбинирования индивидуальный прав собственности. -- Прим. науч. ред.] Это
-- более точный термин Г. С. Мэна для обозначения того, что обычно называют
частной собственностью. Индивидуализированная собственность составляет ядро
моральных норм любой развитой цивилизации; а древние греки, по-видимому,
первыми поняли, что она к тому же неотделима от свободы индивида. Как
известно, на древнем Крите законодатель "принял за основу положение, что
свобода -- высшее благо для государства. Ведь только одна свобода делает блага
собственностью тех, кто приобрел их, тогда как блага, приобретенные в рабстве,
принадлежат правителям, а не управляемым" (Strabo, X, 4, 16).
Появление важного элемента этой свободы -- свободы индивидов или подгрупп
преследовать свои особые цели в зависимости от имеющихся у них различных
знаний и навыков -- стало возможным не только благодаря закреплению за
отдельными лицами контроля над разнообразными средствами производства, но и
благодаря еще одному установлению, практически неотделимому от первого:
признанию законными испытанных способов передачи этого контроля. Возможность
для индивида самостоятельно решать, как использовать те или иные конкретные
вещи, руководствуясь своими знаниями и ожиданиями (или знаниями и ожиданиями
любой группы, в какую он пожелал бы войти), зависит и от всеобщего признания
узаконенной сферы частной жизни, в пределах которой индивид волен
распоряжаться по своему усмотрению, и от всеобщего признания законными
способов передачи прав на конкретные вещи от одного лица другому. Предпосылка
для существования такого рода собственности, свободы и порядка со времен
древних греков и вплоть до наших дней остается одной и той же: это право (law)
в смысле совокупности абстрактных правил, позволяющих всякому индивиду в любое
время удостовериться, кто правомочен распоряжаться той или иной конкретной
вещью.
По отношению к некоторым вещам понятие "индивидуальной собственности", должно
быть, появилось очень рано, и первые ремесленные орудия служат, пожалуй,
подходящим примером. Однако принадлежность уникального и крайне полезного
орудия или оружия своему создателю могла оказаться настолько крепкой, а
передача его настолько затруднительной психологически, что оно должно было
сопровождать своего создателя даже в могилу -- как это обнаруживается в
"толосах", или купольных гробницах микенского периода. Здесь происходит
отождествление изобретателя с "законным владельцем", а вслед за этим
появляются и многочисленные вариации этой основной идеи, иногда -- в
обрамлении легенды, как в более позднем повествовании о короле Артуре и его
мече Экскалибуре: передача меча происходит в соответствии с "высшим" законом
магии или "небесных сил", а не по человеческим законам.
Расширение и уточнение понятия собственности, судя по приведенным примерам,
было вынужденно постепенным процессом, и даже сегодня его вряд ли можно
считать завершенным. Это понятие еще не могло иметь большого значения для
кочующих племен охотников и собирателей: любой из них, обнаружив источник
пропитания или место укрытия, был обязан поделиться своим открытием с
соплеменниками. По-видимому, первыми индивидуально созданными орудиями
длительного пользования стали владеть именно их создатели, потому что никто,
кроме них, не умел пользоваться этими орудиями. И здесь снова уместно
вспомнить легенду о короле Артуре и Экскалибуре, поскольку, хотя Артур и не