Достойно великого сожаления  то  прискорбное  обстоятельство,  что  все
упомянутые выше почтенные  авторы,  приступив  к  своей  работе,  немедленно
объявляли войну каждому автору, занимавшемуся раньше  тем  же  предметом.  В
этом отношении писатели могут  быть  сравнены  с  некоей  предусмотрительной
птицей, которая, строя  свое  гнездо,  обязательно  разрушает  до  основания
гнезда всех птиц по соседству. Эта злосчастная  склонность  самым  плачевным
образом препятствует развитию истинных знаний. Даже наилучшие  теории  всего
лишь хрупкие творения и,  однажды  вверив  себя  речной  волне,  они  должны
остерегаться  того,  чтобы,  подобно  путешествовавшим   вместе   знаменитым
горшкам, не побиться,  сталкиваясь  друг  с  другом.  Однако  примирить  эту
литературную вражду почти невозможно. Даже во мне, самом  беспристрастном  и
свободомыслящем из всех  людей,  едва  я  принялся  писать  эту  достоверную
историю, сразу же зародилось полнейшее,  злобное  и  невыразимое  презрение,
странное и непонятное недоверие, чудесными, неисповедимыми путями  возникшее
ироническое отношение к теориям многочисленных сочинителей, писавших до меня
об этой стране. Я обзывал  их  олухами,  болванами,  остолопами,  dom  kops,
botterick, domme  jordans  {Дураками,  простофилями,  глупцами  (голл.).}  и
тысячью  других  столь  же  оскорбительных  ругательств.  Но  когда  я  стал
рассматривать вопрос спокойно и бесстрастно, мое мнение в корне  изменилось.
Когда я думал об этих мудрецах, с важным видом  объясняющих  необъяснимое  и
так глубокомысленно рассуждающих о вещах, навсегда  скрытых  or  их  взоров,
подобно слепцам, описывающим великолепие света, красоту и  гармонию  красок,
меня охватывало удивление пред беспредельностью людской изобретательности.
   Коль скоро, говорил я сам себе, эти ученые  мужи  могут  соткать  целые
системы из ничего, то чего бы только они не создали,  если  бы  их  снабдили
чем-либо существенным; коль скоро  они  могут  так  остроумно  рассуждать  и
спорить о вопросах, недоступных их пониманию, то какими глубокими были бы их
наблюдения, если бы они только знали, о чем  они  говорят?  Если  бы  старый
Радаманф {25}, когда ему приходится судить об их поведении  на  земле,  имел
малейшее представление о пользе их трудов, он несомненно причислил бы  их  к
тем набитым дуракам, которые доили быка,  вили  веревку  из  песка  и  ткали
бархатный кошелек из свиного уха.
   Больше всего я удивляюсь тому, что среди многих упомянутых мною авторов
не нашлось ни одного, пытавшегося доказать, что наша  страна  была  заселена
пришельцами с Луны, или  что  первые  поселенцы  приплыли  сюда  на  ледяных
островах, как  плавают  белые  медведи  по  северным  океанам,  или  что  их
доставили  сюда  на  воздушных  шарах,  как   современные   воздухоплаватели
путешествуют из Дувра в Кале, либо же с помощью волшебства, как мчался среди
звезд Симон Волхв {26}, либо же по способу знаменитого скифа  Абариса  {27},
который, подобно ведьмам из Новой Англии, летающим на  чистокровном  помеле,
совершил самое неслыханное путешествие, оседлав  золотую  стрелу,  врученную
ему гиперборейским Аполлоном.
   Существует, однако, еще один способ,  с  помощью  которого  могла  быть
заселена эта страна и который я оставил напоследок, так как считаю,  что  он
стоит всех остальных; ее заселению _способствовала  случайность!_  Говоря  о
Соломоновых островах, Новой Гвинее и Новой Голландии, мудрый  отец  Шарлевуа
замечает: "В конце концов все эти страны заселены, и _некоторые, быть может,
благодаря случайности_. А если это произошло таким образом, то почему в  _то
же время и тем же путем_ не  могли  быть  заселены  _другие_  части  земного
шара?". Этот остроумный способ делать точные выводы из возможной предпосылки
представляет собой усовершенствование в искусстве построения  силлогизмов  и
показывает, что наш славный монах превзошел  даже  Архимеда,  ибо  он  может
перевернуть мир,  не  имея  для  своего  рычага  никакой  точки  опоры.  Это
достижение уступает лишь мастерству, с  каким  в  другом  месте  решительный
старый иезуит разрубает Гордиев узел. "Ничего, - говорит он, - не может быть
проще. Жители обоих полушарий - разумеется, потомки одного и того  же  отца.
Общий отец человечества получил специальное распоряжение Провидения заселить
Землю, и она _соответственно была заселена_. Чтобы выполнить это, необходимо
было преодолеть все  препятствия,  стоявшие  на  пути,  и  _они  также  были
преодолены!_" Благочестивый логик!  Как  должны  были  покраснеть  все  наши
умозрительные философы, когда  он  объяснил  понятными  словами  все  то,  в
неведении чего они вынуждены были признаться, исписав множество томов!
   Они долго ковырялись в замке и мучались с  засовом,  а  честн_о_й  отец
сразу же открывает дверь, выломав ее; а распахнув ее настежь, он  может  уже
по   желанию   впустить   через   нее   столько   народов,    сколько    ему
заблагорассудится. Это наглядно доказывает, что немного  благочестия  лучше,
чем  полная   телега   философии,   и   служит   практической   иллюстрацией
евангельского изречения: "Вера горами двигает".
   Из высказываний ученых, упомянутых мною, а также  множества  других,  с
трудами  которых  я  ознакомился,  но  чьи  имена  опустил,  боясь   утомить
непросвещенного читателя, я могу сделать лишь следующие выводы, по  счастью,
впрочем,  достаточные  для  моих  целей.  Во-первых,  что  эта  часть  света
действительно _была заселена_ (Q. E. D {Quod  erat  demonstrandum  -  что  и
требовалось  доказать  (лат.).}),  в  подтверждение  чего  мы  имеем   живые
доказательства  в  лице  населяющих  ее  многочисленных  индейских   племен.
Во-вторых, что она была заселена  пятьюстами  различных  способов,  как  это
доказано кучей ученых, которые, если судить по решительности их утверждений,
были, вероятно, очевидцами этого события.  В-третьих,  что  у  народа  нашей
страны было _множество разных отцов_, но  так  как  обычные  читатели  могут
посчитать это не к своей чести, то чем меньше мы будем  распространяться  на
эту тему, тем лучше. Итак, я надеюсь,  что  интересующий  нас  вопрос  можно
считать раз и навсегда решенным.

ГЛАВА V

   В которой автор с помощью Лунного Человека разделывается с очень важным
вопросом - что не только выводит тысячи людей из  большого  затруднения,  но
также служит заключением этой вступительной книги.

   Автор  исторического  сочинения  в  некоторых  отношениях  может   быть
уподоблен отважному рыцарю, который, взявшись ради упрочения своей славы  за
опасное предприятие, чувствует себя обязанным  во  имя  рыцарской  чести  не
останавливаться  ни  перед  какими  трудностями  и  лишениями,  никогда   не
отступать и не падать духом, с каким бы врагом ему ни довелось  встретиться.
Преисполненный таким сознанием, я смело берусь за перо и со всей  решимостью
приступаю к тем страшным вопросам и коварным  парадоксам,  которые,  подобно
огнедышащим драконам и кровожадным великанам, удерживают меня на подступах к
моей истории и желали бы повернуть меня вспять с  самого  порога.  И  в  это
самое мгновение передо мной возник огромный вопрос, с которым мне необходимо
окончательно расправиться, прежде чем я сделаю еще  хоть  один  шаг  в  моем