которого некоторые ученые склонны  сделать  вывод,  что  европейцы  посетили
чудесную бухту почти на столетие раньше путешествия предприимчивого Гудзона.
Этому  сообщению  (хотя  оно  и  было  встречено  с  одобрением   некоторыми
здравомыслящими и учеными людьми) я совершенно не верю, притом по нескольким
веским и существенным причинам.  _Во-первых_,  потому,  что  при  тщательном
изучении  можно  обнаружить,  что  приведенное  Вераццани  описание  так  же
подходит к Нью-Йоркской бухте, как к  моему  ночному  колпаку.  _Во-вторых_,
потому, что этот Джон Вераццани, к которому я  начинаю  питать  самую  лютую
злобу,  уроженец  Флоренции;  а  всем   известно   низкое   коварство   этих
флорентийских  лежебок,  с  помощью  которого  они  похитили  лавры  из  рук
бессмертного Колона (обычно называемого  Колумбом)  и  наделили  ими  своего
пронырливого земляка Америго Веспуччи. Я не  сомневаюсь,  что  они  способны
ограбить  и  знаменитого  Гудзона,  отняв  у  него  честь   открытия   этого
прекрасного острова, украшенного городом Нью-Йорком,  и  приписав  ее  себе,
вместе с незаконно присвоенной заслугой открытия Южной Америки. _В-третьих_,
я  высказываюсь  в  пользу  притязаний  Хендрика  Гудзона,   поскольку   его
экспедиция, будучи воистину и полностью голландским предприятием, отплыла из
Голландии; и пусть другая сторона приводит любые доказательства, я  отвергну
их, как незаслуживающие моего внимания. Если этих трех причин  недостаточно,
чтобы удовлетворить всех жителей нашего старинного города, то  я  могу  лишь
сказать, что они недостойные потомки своих почтенных голландских  предков  и
совершенно не стоят того, чтобы люди тратили силы для  их  убеждения.  Итак,
права Хендрика Гудзона на его знаменитое открытие полностью доказаны.
   В нашей семье сохранилось предание, что  когда  великому  мореплавателю
посчастливилось  увидеть  этот  очаровательный  остров,  он   в   первый   и
единственный  раз  в  своей  жизни  высказал  явные  признаки  удивления   и
восхищения. Говорят, он обернулся к штурману Джуэту и, указывая на этот  рай
Нового Света, произнес следующие замечательные слова: "Смотри!  Там!"  После
чего он выпустил такие густые облака табачного  дыма  (как  он  всегда  имел
обыкновение делать, когда  был  особенно  доволен),  что  с  корабля  тотчас
перестали видеть землю, и штурману Джуэту пришлось ждать, пока ветер рассеет
непроницаемый туман.
   "Это было  действительно,  -  говаривал  мой  прапрадедушка,  хотя,  по
правде, я никогда не слышал его, ибо он умер, как легко догадаться, до того,
как я родился, - это было действительно местечко,  которым  взор  мог  вечно
упиваться,  открывая  для  себя  все  новые  нескончаемые  красоты".  Остров
Манна-хата {9} широко расстилался перед ними, как сладостное  фантастическое
видение или прекрасное создание искусного чародея. Его  нежно-зеленые  холмы
мягко возвышались один над другим, увенчанные могучими,  пышно  разросшимися
деревьями. У некоторых из  них  сужающаяся  кверху  крона  была  обращена  к
восхитительно  прозрачным  облакам;  другие,  отягощенные  зеленым  бременем
вьющихся растений, пригибали свои ветви к земле, покрытой  цветами.  Пологие
склоны холмов в буйном изобилии поросли дереном, сумахом и диким шиповником,
алые ягоды  и  белые  цветы  которого  ярко  сверкали  среди  темной  зелени
окружающей листвы; тут и там клубы дыма, поднимаясь над маленькими долинами,
открывавшимися в сторону моря, казалось,  обещали  усталым  путешественникам
ласковый прием со стороны их  ближних.  Когда  они  стояли,  с  восторженным
вниманием вглядываясь в  представшее  их  взору  зрелище,  из  одной  долины
появился  краснокожий  мужчина;  над  его  головой  развевались   перья.   В
молчаливом  изумлении  он  некоторое  время  созерцал  прекрасный   корабль,
державшийся на воде, как стройный лебедь,  плывущий  по  серебряному  озеру,
затем испустил военный клич и, подобно дикому оленю, стремительно бросился в
лес, к крайнему удивлению флегматичных голландцев, которые за всю свою жизнь
ни разу не слышали такого крика и не видели таких прыжков.
   Я не  буду  говорить  о  том,  как  происходило  общение  между  нашими
искателями приключений и дикарями, о том, что последние курили медные трубки
и ели коринку, о том, что они принесли большой запас табаку и устриц, о том,
как они застрелили одного из членов судовой команды и  как  его  похоронили,
ибо все это я считаю  для  моей  истории  несущественным.  Проведя  в  бухте
несколько дней, чтобы покурить на досуге трубки и отдохнуть  после  морского
плавания, наши путешественники снялись с якоря и отважно поднялись вверх  по
течению могучей реки, впадавшей в бухту. Эта река, по слухам, была  известна
дикарям под названием _Шатемук_, хотя в  небольшом  прекрасном  историческом
труде, опубликованном в 1674 году Джоном Джосселином {10}, джентльменом, нас
уверяют, что она называлась Мохеган {также под названием Манхаттан, Ноордт, Монтень  и  Мауриниус.},  и  господин
Ричард Блум, писавший несколько позже, утверждает то же  самое,  так  что  я
сильно склоняюсь в пользу мнения этих двух почтенных  джентльменов.  Как  бы
там ни было, эта река называется теперь  Гудзон,  и  в  верхнем  ее  течении
проницательный  Хендрик  почти  наверняка  надеялся   найти   столь   упорно
разыскиваемый проход в Китай!
   Далее в судовом журнале рассказывается о нескольких встречах команды  с
туземцами во время плавания вверх по реке, но так как эти встречи  не  имеют
отношения к моей истории, я обойду их  молчанием  и  остановлюсь  только  на
следующей грубой шутке, сыгранной старым капитаном и его школьным  товарищем
Робертом Джуэтом. Она делает такую честь их практической философии, что я не
могу не упомянуть о ней. "Наш  капитан  и  его  штурман  решили  подвергнуть
испытанию  некоторых  местных  вождей,  чтобы  узнать,  склонны  ли  они   к
предательству. Они  привели  туземцев  к  себе  в  каюту  и  угостили  таким
количеством вина и водки, что те развеселились; один из  них  был  с  женой,
которая вела себя так  скромно,  как  ведут  себя  наши  соотечественники  в
незнакомом месте. Под конец туземец,  остававшийся  у  нас  на  корабле  все
время, пока мы стояли там, опьянел, что показалось им странным, ибо  они  не
знали, как к этому отнестись" {Джуэта, в "Странствованиях" Парчеса].}.
   Убедившись благодаря этому глубокомысленному опыту,  что  туземцы  были
честным,  общительным  народом,  беспечными  забулдыгами,  всегда   готовыми
кутнуть, и становились очень  веселыми  во  время  попоек,  старый  командор
громко хихикнул, заложил за щеку двойную порцию  табаку,  приказал  штурману
Джуэту  тщательно  все  записать  к   удовлетворению   всех   натурфилософов
Лейденского университета, после  чего  продолжил  свое  путешествие,  вполне
довольный собой.  Пройдя,  однако,  свыше  сотни  миль  вверх  по  реке,  он
обнаружил, что водное пространство вокруг становится более мелким и  тесным,
течение -  более  быстрым  и  вода  совершенно  пресной  -  явления,  обычно
наблюдаемые в верховьях реки, но сильно озадачившие честных голландцев. Было
поэтому устроено совещание наших новых аргонавтов;  проспорив  шесть  часов,
они приняли решение, подсказанное тем, что корабль сел на мель, из чего  они
единодушно заключили, что, двигаясь в этом направлении, они вряд ли  попадут
в Китай. Все же для исследования реки выше по течению снарядили  шлюпку,  по
возвращении которой они укрепились в своем мнении, после чего корабль снялся