Горячие головы опомнились.  А не вернуться ли к товарищам и не решать
ли всей ватагой, как дальше поступать с чужаками?
     - Не любо с чужаками драться для драки,  -  сказал Одинец.  Он до сих
пор молчал.  Его кафтан был в крови, разорванное стрелой ухо распухло, как
гриб.  -  Мы здесь не для того,  чтобы, как на льду, тешиться кулаками. Уж
если драться, так чтобы был толк...
     Одинец не кончил - в лесу раздался чей-то крик. Прислушались.
     - Доброг-га! Доброга!
     Что же там за чудо? Кто зовет старосту?
     - Э-гей? Кто ревет?
     - Доброга! Доброга!
     А ведь это голос Биара!
     Староста перебрался через  засеку  и  позвал рыболова.  Тот  выскочил
из-за дерева и  спрятался.  Боится.  Доброга бросил рогатину и меч и пошел
безоружный. Биар выбежал навстречу.


4

     Оказалось,  что  чужаки хотели говорить с  повольниками,  так Доброга
понял Биара.  Как говорить,  не хитрят ли? Повольники приготовились к бою.
Биар принес бубен, обтянутый с обеих сторон кожей, разрисованной фигурками
медведей,  оленей и собак. На стук биаровского бубна снизу выплыла большая
лодья,  полная людей.  С нее Биару отвечали на бубне же, а остальные бубны
замолкли,  и  на  реке сделалось тихо.  Чужаки были безоружные.  Их  лодья
медленно и наискосок правила к стану. Гребцы стоя работали тонкими веслами
с широкими лопастями, обтянутыми кожей.
     Лодья подошла так близко,  что сделались видны жильные швы на кожаных
бортах и лица чужаков.  Они были смуглокожие,  черноволосые,  как Биар,  с
редкими бородами.  Несмотря на  теплый день,  чужаки были одеты тяжело.  У
одних  с  плеч  свисали плащи из  мехов,  собранных хвостами вниз,  другие
носили  шитые  собольи шубы.  Блестели кафтаны из  рыбьей  кожи,  узорчато
расшитые цветными ремешками.  Старшины.  Они  махали  руками и  показывали
повольникам пустые ладони.
     В  дымокурах потрескивали ветки,  в  лесу  одиноко каркал ворон.  Над
рекой с  писком вверх-вниз,  вниз-вверх летали чайки.  Около кожаной лодьи
выскочила большая рыбина.
     Седой высокий   старик,   опираясь   на  длинную  бело-желтую  кость,
переговаривался с Биаром.  Биар, показывая на свои пустые руки и на лодью,
старался объяснить, что не надо оружия.
     - Чужаки не  боятся,  и  мы не трусливее их.  -  Повольники побросали
топоры,  луки,  рогатины,  выбросили ножи из сапогов. Кто был в шлеме, тот
снял железную шапку.
     Доброга стащил с  себя  и  кольчугу и  вместе с  Биаром звал  чужаков
руками и  голосом.  Лодья причалила,  и люди попрыгали на берег.  На борту
остались гребцы и старик с костяным посохом.
     Один  из  чужаков заговорил.  Чудно:  Доброга понимал его  слова.  Он
говорил по-вепси и  внятно,  хотя ломал слова.  Те из ватажников,  которые
знали вепсинскую речь, тоже слушали.
     - Какие вы суть люди, - спрашивал чужак, - и зачем вы к нам пришли?
     Он разговаривал с Доброгой,  а знавшие вепсинское наречие, переводили
для остальных.
     - Вот  оно  какое  дело.  Он  говорит,  что  чужаки узнали о  нас  от
рыболовов,  которые бежали с мыса.  Дескать, неведомые люди тех рыболовов,
которые не успели бежать,  побили.  Понимай,  что мы убили Биара с Бэвой и
еще тех двух. Вот и собрались чужаки, чтоб нас наказать и прогнать...
     - Когда они узнали от  Биара,  что мы  никому худого не сделали,  они
его, Биара, послали к нам.
     - Говорят: напрасно мы у вас, а вы у нас людей побили сгоряча...
     - Говорят:  не нужно убивать людей.  А  нужно ловить зверя и рыбу.  В
лесу и в воде для всех припасено много зверя и рыбы.
     - Говорят: хотите, будем еще биться. Не хотите, будем мириться. У вас
горе, у нас горе.
     - Человек от бури гибнет,  от мороза гибнет,  от хворости гибнет,  от
старости гибнет. А один другого люди не должны губить...
     Кончилась  речь  вепсина.  Доброга  со  светлым  лицом  повернулся  к
ватажникам:
     - Что же,  други? Будем судить вечем или сразу решим общим голосом? Я
так считаю: дело простое, нечего головы ломать!
     Одинец первым ответил, со всей силой отрубив рукой:
     - Чего же нам?!  Мы и не хотели входить в чужую часть! На всех хватит
и без того. Быть миру!
     - Быть миру? Быть миру и дружбе!
     Толмач что-то сказал старику в лодке,  и тот махнул костяным посохом.
Чужаки вытолкнули к Доброге какого-то человека,  с ног до головы закрытого
черными соболиными шкурками. Толмач пояснил:
     - Мы  первые пролили вашу кровь.  Мы даем вам женщину,  чтобы она вам
рожала новых людей.
     Из соболиных шкурок высунулась знакомая голова - это же Бэва!
     Доброга положил девушке на плечо руку и усмехнулся:
     - Девушка добрая, и ее должно принять. У меня есть жена. Пусть же она
сама выбирает из холостых ребят, кого захочет.
     Толмач перевел.  Путаясь в  собольих хвостах,  Бэва подошла к Сувору.
Парень ее обнял. Мир закреплен!
     Чужаки побежали к повольникам и пустились обниматься.  Старик в лодье
поднял костяной посох и потряс им.  Повсюду на берегах ударили бубны,  и к
стану ватажников побежали кожаные лодьи и лодочки. Кричат чужаки, радостно
кричат,  надо думать,  одно кричат все люди, которые избавились от мысли о
войне:
     - Не будет крови, не будет! Мир!
     Новые  друзья натащили в  стан  повольников свежей рыбы,  битой дикой
птицы,  икры в берестяных и лубяных туесах,  угощали,  не отставая, совали
прямо в рот.
     Толмач рассказывал,  что он,  сам от рода вепсин,  уже давно забрел в
эти места и в них прижился.  Народ здесь добрый,  живет в низовьях Двины и
на берегах того соленого моря,  в которое впадает Двина.  Этот народ зовет
себя биарами.  Слово же биар значит -  человек. Биары - дети Великой Воды,
богини Йомалы.
     Вверх по  реке на нерест шли сильные косяки рыбы.  Гладь Двины рябила
несчетными спинами. В воде было тесно.