кричали, гордясь собой:
     - Быть тому! Так сделаем!
     Доброга лелеял свою мечту в  лесах долгими зимними ночами,  под свист
вьюги и  под  волчий вой.  Он  мечтал о  новой вольности на  новых землях.
Наконец он открылся, и его никто не осудил. Он мечтал не о своем благе, но
об общем.


3

     Утренняя заря светлая и  веселая.  От  одного слова "утрянка" на душе
делается хорошо.  Все птицы встречают утрянку песнями,  а  вечером и ночью
поют редкие птицы.
     Но  для  человека все же  самое сладкое время приходится на  вечерние
зори. И любовные песни, и речи человека звучат вечером, а не утром.
     Пал на огнище разбился на костры,  дотлевали толстые кряжи и  пни.  В
сумерках кучи углей рдели, как в печных жерлах. Запоздалое пламя струилось
красными ручьями. Сытые огни не бегали, а ползли. Пал утомился и дремал.
     Одинец сидел на высоком берегу.  Рядом с крупным мужиком Иля казалась
ребенком.  Одинец молчал.  Он уперся локтем в  колено и  воткнул в  бороду
кулак.  Длинные волосы упали на лоб и закрыли глаза.  Иля сочиняла песню и
мурлыкала, как сытая кошечка. Она ладила себе новую семью.
     - Слышишь, любый?
     Он слышал. Он чуть покачивался, идя следом за тихой песнью.
     На  реку  падали  птичьи табуны.  Вместе с  водой  плыли  темные стаи
гоголей,  чернеди,  крохалей.  В сутемках, как льдины, белели пары строгих
лебедей.
     Доброга и  Заренка тоже сидели на  берегу.  Девушка строго спрашивала
ватажного старосту:
     - Поклянись Землей, что ты не говорил водянице лебединых слов!
     Доброга смеялся:
     - Не было того. Я и слова-то не знаю.
     - А видел их? Признайся!
     - Видел.
     - Какие они?
     - Найдем тихое озеро, выберем лунную ночку, сама увидишь.
     Девушка рассердилась:
     - На что мне они? - и опять взялась за свое: - Поклянись!
     Доброга убеждал девушку, как дитя:
     - И что они тебе дались?  Что тебе в них?  Любушка моя, ты сама лучше
всех водяниц.  Ты и  красива,  и в тебе живет живое сердце,  а в водяницах
только видится.
     - Но почему же ты,  как только проснулась вода,  начал кашлять, точно
прошлой осенью? Твоя водяница проснулась и сушит тебя.
     Чего не сделаешь,  чтобы успокоить любимую! Уважаемый людьми ватажный
староста,   простому  слову   которого  свято   верил   каждый  повольник,
торжественно поклялся девушке,  что на нем нет водяного зарока. Хворь же у
людей бывает. Солнышко прогреет тело, и болезнь пройдет.



Глава пятая

1

     Доброга увел вниз по реке почти пять десятков повольников.  Они плыли
на  трех расшивах и  в  них спали.  Из  дернин были устроены очаги,  чтобы
готовить горячее на ходу.
     Река разлилась широко.  В петлях она била и рвала берега,  на которых
без  конца  и  края  толпился Черный  лес.  На  каждой расшиве сидел  свой
выборный староста. Парни, которые зимой шли дозорными, выбрали Одинца.
     Сувор и  Радок не узнавали в Одинце своего былого друга.  До убийства
нурманна он был горяч и  скор на руку,  любил меряться силой и в одиночном
бою и в общем,  стена на стену. Каким он был прежде, не просто отдал бы он
Доброге Заренку. А вот теперь согласился, сам взял себе Илю и на ватажного
старосту зла не имеет.
     Одинец прежде всех брался за тяжелую работу и  последним ее оставлял.
Другие трудились с  отдыхом,  а  он был как железный.  Ватажники научились
почитать его за  труд и  за скупое,  веское слово.  Его ровесников старшие
звали парнями и малыми, а Одинца окликали лишь по имени.
     Расшивы шли  вниз  от  Доброгиной заимки,  как  называли свое  первое
пристанище ватажники,  без  отдыха четыре дня.  Одинец старался перенять у
Доброги его мастерство чертить на бересте. Сидя на корме своей расшивы, он
рисовал речные петли и отмечал притоки.  Понемногу получалось.  Что же,  и
Доброга не в один день научился.  Эх,  Доброга,  Доброга!..  Одинец сказал
себе, что у него с Заренкой не любовь была - детская забава. И все тут. Он
не хотел думать другое.
     Ватажный староста шел на передней расшиве. Вдруг там подняли весла, а
Доброга замахал шапкой, торопя задних:
     - Наддай! Раз! Раз!


2

     Берега  расходились,  и  на  правом виднелся дымок.  Из  воды  торчал
затопленный ракитник,  за ним молодой прозрачной листвой зеленел березняк.
Дым был густой, как от сырых дров.
     Расшивы разогнались,  проскочили кусты  и  врезались в  мягкую землю.
Повольники соскочили в  воду  и  выхватили расшивы подальше,  чтобы их  не
утащила река. Доброга приказал:
     - Не спеши!.. Берите щиты, надевайте шлемы.
     Неизвестно,  что  там  за  люди.  Могут и  побить,  если подойти зря.
Ватажники тихонько пошли берегом. Сколько там есть людей и кто они - лучше
их застичь ненароком.
     Вдруг где-то впереди закричал человек,  слов не разберешь. И в другом
месте закричали.
     В березняке было тихо.  Даже птицы молчали. Повольники переминались с
ноги на ногу. Доброга потихоньку сказал:
     - А заметили нас...
     Повольники сошлись теснее и  наставили рогатины.  За березняком сразу