летосчисления.
     Мединские  иудеи  хотели  видеть  в  Магомете  обещанного им  Мессию.
Молодое вино  не  вливают в  старый  мех.  Командуя тремястами всадниками,
Магомет победил шестьсот мекканцев и  захватил охраняемый ими караван.  Он
изгнал иудеев из  Медины,  взяв их  достояние на  дела веры.  Он,  заметив
непочтенье книжников и  поэтов,  казнил  нескольких.  Аравия почувствовала
новую силу.
     Вскоре Магомет взял Мекку приступом,  а Ислам овладел десятками тысяч
душ.  Отныне пророку подчинялись десять тысяч  всадников и  тридцать тысяч
пеших воинов,  из которых каждый крепко держал в руке ключ от рая, обители
вечного блаженства для храбрых.
     Магомет  приказал  написать ближайшим правителям -  базилевсу ромеев,
шаиншаху персов,  владыке абиссинцев:  откажитесь от заблуждений,  примите
веру в единого бога!
     Никто из  правящих и  советников правящих не постиг рокового значенья
посланий пророка.  Правители живут сегодняшним днем,  советники -  минутой
вниманья правителя.  А слова ясновидящих подданных - это полова, брошенная
на ветер.
     Через десять лет после бегства Магомета из Мекки в  Медину Абу-Бекр с
помощью Зейда записал откровенья пророка.  Потом Омар добивался стройности
корана.  И кто-то еще.  Не стоит искать имена. Все владели речью бедави, и
коран -  великая поэма,  объяснившая арабам бога,  вселенную,  человека. И
руки Измаила поднялись на всех, а руки всех - на него.
     На  шестом  -   году  хиджры  арабы  ударили  в  дверь  Византии:  их
трехтысячный отряд проник к  Мертвому морю,  но был разгромлен при селении
Мут.  Убитые арабы завещали своим месть.  За  что?  Нападающий не думает о
справедливости.  Еще через шесть лет арабы обложили крепость Босру. Другая
их  армия подошла к  Дамаску,  была  отброшена -  долг  крови,  навязанный
арабами империи,  все  возрастал.  Но  вскоре Босра пала,  а  византийское
войско было  бито в  новом сражении под  Дамаском.  Империя широко открыла
глаза, вспомнили о странном послании недавно скончавшегося нового пророка.
И базилевс Ираклий послал восемьдесят тысяч войска - все, что имел.
     Судьба решилась близ Тивериадского озера,  оно  же  Галилейское море.
Эти места священны для христиан. Русские Галилейское озеро-море назвали бы
Ильменем -  речным  разливом.  Пройдя через  него,  река  Иордан кончается
вскоре  в  тяжелых водах  соленого Мертвого моря.  Поражение арабов  могло
свести их движение к одной из многих пограничных войн империи, ничтожной в
сравнении с недавним разгромом персов.  Их, с которыми не могли справиться
римские императоры и все базилевсы,  только что и навсегда сломал базилевс
Ираклий!
     Арабы спустились в Иорданскую долину. Трижды тяжелая конница Византии
сминала легкую арабскую конницу.  И трижды арабские жены,  матери, сестры,
бывшие  в  армии  для  заботы  о  своих,  бросались под  копыта  беглецов,
возвращая их в бой. Византийцы не выстояли. Брат базилевса Феодор вырвался
с  немногими.  Десятки тысяч христиан уснули вечным сном на поле сраженья.
Затем  пал  Дамаск,  великолепная столица Сирии,  пали  Эмасея,  Баальбек,
Антиохия, Алеппо. Побережье от Газы до Лаодикеи стало арабским. Поднимаясь
к северу, арабы разгромили остатки персидских сил при Кадесии, и через три
года  Персия  превратилась в  арабскую  провинцию,  а  Византия  бессильно
взирала   на   крушение   мира.   Такого   не   предвидели  ни   маг,   ни
провидец-отшельник,  ни астролог,  ни поэт: будущее отказалось открыться и
науке,  и вдохновению. Базилевс Ираклий увез из Иерусалима святыню - Древо
Креста.  Вскоре  Иерусалим,  святой город  и  сильная крепость,  был  взят
измором.
     Не  останавливаясь,  арабы бросились на  Африку.  Отрывая от  империи
кусок за куском, на восьмидесятом году хиджры арабы увидели волны Океана -
Моря Мрака.  Но еще до этого они взяли Среднюю Азию,  ворвались в Индию. А
их флот лето за летом появлялся в Мраморном море,  и арабское войско брало
в кольцо осады саму столицу Восточной империи".
     Мы привыкли,  -  продолжал Шимон, - к чуду превращенья зерна пшеницы,
за  три  месяца  создающего стебель  и  колос,  вес  которых в  сотни  раз
превосходил все крошки семени.  Но  как за  немногие годы ничтожные бедави
стали великим народом?  Такое мне непостижимо.  Я  возвращаюсь к Юстиниану
Первому.  Он отдал жизнь объединенью империи, чтобы около нее собрать весь
мир,  превратив его  в  подобие мирного острова.  От  его гонений обильные
еретики Сирия, Палестина, Египет, Африка лишились большей части населения.
Не  он  ли набил лебяжьим пухом арабские постели?  От кого ислам заразился
мечтой  мировладычества?   И   не   явилась  ли  сила  арабов  от  величия
Слова-Глагола бедави?
     Так  русский книжник закончил рассказ.  Андрей  отдыхал на  мыслях  о
близком,  завтрашнем дне.  Арабский  купец,  с  которым  он  отплывает,  в
Антиохии поручит русского купцам,  которые ходят в  Персидский залив.  Там
его сведут с  другими.  Арабы ходят по  морю и  суше через индов до страны
сунов, желтых людей, живущих в своей империи по своим законам. Дорога ждет
длинная, но ни за что на свете Андрей не уступил бы своего места другому.





        Глава седьмая. РЫСЬИ ГЛАЗА БЛЕСТЯТ В СУМЕРКАХ


     Никто  не  знает,   сколько  поколений  всадников  выбивали  конскими
копытами степные тропы.  Никто не назовет имени первого всадника.  Смотри,
там,  на краю степи, пасутся дикие кони. Скажи, кто первый посмел изловить
зверя, приучил конский рот к железу, а спину - к седлу? Кто?
     В степи человек без коня - ничто. Кто же отдал тебя, степь, человеку?
Молчит степь. Людей же спрашивать нечего, Разве что посмеются: много знать
хочешь,  больше  других.  Но  не  спеши  обвинять  людей  в  неблагодарной
забывчивости.  Великое Небо создало землю,  человека, лошадь. И - довольно
об этом. Коль ты желаешь все знать, ступай на восток, за Стену, к сунам. В
их  древних книгах все  сказано,  и  чем древнее книга,  тем больше в  ней
истины,  а  ищущие нового -  безумны.  Учись,  наслаждайся десятками тысяч
знаков  и  беспредельностью их  сочетаний.  В  старости найдется ответ  на
забытый тобою вопрос: мертвые - мертвы.
     Тропы струятся по степям,  как ручьи;  как вода,  текут всадники. Как
ручьи, извилисты тропы, потому что ни человек, ни зверь не могут двигаться
прямо к своей цели, подобно тому, как видит глаз и как бьет солнечный луч.
Приглядись:  птица  и  та  не  летит  прямо,  и  стрела,  взмывая сначала,