господства; бежал в Тмуторокань и решился, вместе с Борисом Вячеславичем,
искать счастия оружием.
   Наняв Половцев, они вошли в пределы Черниговского Княжения и разбили
Всеволода.
   Многие знаменитые Бояре лишились тут жизни. Победители взяли Чернигов и
думали, что все Государство должно признать власть их; а несчастный
Всеволод ушел в Киев, где Изяслав обнял его с нежностию и сказал ему сии
достопамятные слова:
   "Утешься, горестный брат, и вспомни, что было со мною в жизни!
Отверженный народом, всегда мне любезным; лишенный престола и всего
законного достояния, мог ли я чем-нибудь укорять себя? Вторично изгнанный
братьями единокровными - и за что? свидетельствуюсь Богом в моей
невинности - я скитался в землях чуждых; искал сожаления иноплеменников!
По крайней мере ты имеешь друга. Если нам княжить в земле Русской, то
обоим; если быть изгнанными, то вместе. Я положу за тебя свою голову..."
Он немедленно собрал войско. Мужественный Владимир спешил также из
Смоленска к отцу своему и едва мог пробиться сквозь многочисленные толпы
Половцев. Великий князь, Всеволод, Ярополк и Мономах соединенными силами
обступили Чернигов. Олег и Борис находились в отсутствии; но граждане
хотели обороняться. Владимир взял приступом внешние укрепления и стеснил
осажденных внутри города. Узнав, что племянники идут с войском к
Чернигову, Изяслав встретил их. Олег не надеялся победить четырех
соединенных Князей и советовал брату вступить в мирные переговоры; но
гордый Борис ответствовал ему: "Останься спокойным зрителем моей битвы с
ними", - сразился близ Чернигова и заплатил жизнию за свое властолюбие.
Еще кровь лилась рекою. Изяслав стоял среди пехоты:
   неприятельский всадник ударил его копьем в плечо: Великий Князь пал
мертвый на землю. Наконец Олег обратился в бегство и с малым числом воинов
ушел в Тмуторокань. - Бояре привезли тело Изяслава в ладии: на берегу
жители Киевские, знатные и бедные, светские и духовные, ожидали его со
слезами; вопль народный (как говорит Летописец) заглушал священное пение.
Ярополк с Княжескою дружиною шел за трупом, оплакивая несчастную судьбу и
добродетели отца своего. - Положенное в мраморную раку, тело Великого
Князя было предано земле в храме Богоматери, где стоял памятник Св.
Владимира.
   Нестор пишет, что Изяслав, приятный лицом и величественный станом, не
менее украшался и тихим нравом, любил правду, ненавидел криводушие; что он
истинно простил мятежных Киевлян и не имел ни малейшего участия в
жестокостях Мстиславовых; помнил только любовь Всеволода, добровольно
уступившего ему Великое Княжение, и забыл вражду его; сказал, что охотно
умрет за брата, и, к несчастию, сдержал слово... Верим похвале
современника благоразумного, любившего отечество и добродетель; но Изяслав
был столь же малодушен, сколь мягкосердечен:
   хотел престола, и не умел твердо сидеть на оном. Своевольные злодеяния
сына в Киеве - ибо казнь без суда и нарушение слова есть всегда злодеяние
- изъявляют, по крайней мере, слабость отца, который в то же самое время
сделал его Князем Владетельным. Наконец бедствие Минска и вероломное
заточение Всеслава согласны ли с похвалами Летописца?
   Изяслав оставил свое имя в наших древних законах. По кончине родителя
он призвал на совет братьев своих, Святослава и Всеволода, также умнейших
Вельмож того времени: Коснячка, Воеводу ненавистного Киевлянам, Перенита,
Никифора, Чудина и совершенно уничтожил смертную казнь, уставив денежную
пеню за всякие убийства:
   по излишнему ли человеколюбию, как Владимир? или для сохранения людей,
которые могли еще служить отечеству? или для обогащения Вирами казны
Государей?
   При Изяславе был основан славный монастырь Киевопечерский, и сам Нестор
рассказывает достопамятные обстоятельства сего учреждения. Некто, житель
города Любеча, одушевленный Христианским усердием, захотел видеть Святую
гору, возлюбил житие Монахов Афонских и, постриженный в их обители, был
назван Антонием.
   Игумен, наставив его в правилах монастырских, дал ему благословение и
велел идти в Россию, предвидя, что он будет в нашем отечестве светилом
Черноризцев. Антоний возвратился еще при князе Ярославе, обходил тогдашние
монастыри Российские и близ Киева, на высоком берегу Днепровском, увидел
пещеру: Иларион, будучи еще простым Иереем Берестовским, ископал оную
собственными руками и часто, окруженный безмолвием дремучего леса, молился
в ней Богу. Она стояла уже пустая:
   Иларион, в сане Митрополита, пас Церковь и жил в столице. Антоний
пленился красотою сего дикого уединения, остался в пещере Иларионовой и
посвятил дни свои молитве. Слух о пустыннике разнесся в окрестностях:
многие люди желали видеть святого мужа; сам Великий Князь Изяслав приходил
к нему с своею дружиною требовать благословения. Двенадцать Монахов,
отчасти Антонием постриженных, выкопали там подземную церковь с кельями.
Число их беспрестанно умножалось:
   Великий Князь отдал им всю гору над пещерами, где они заложили большую
церковь с оградою. Смиренный Антоний не хотел начальства: поручив новую
Обитель Игумену Варлааму, уединился в пещеру, однако ж не избавился от
гонения. Считая Антония другом Всеславовым, Великий Князь приказал воинам
ночью схватить его и вывезти из области Киевской. Но добродетельный муж
скоро возвратился с честию в любимую свою пещеру и жил в ней до самой
кончины, имев удовольствие видеть Лавру Киевскую в самом цветущем
состоянии. Щедрость и набожность Ярославичей обогатили сей монастырь
доходами и поместьями. Святослав дал 100 гривен, или 50 фунтов золота, на
строение каменного великолепного храма Печерского, призвал художников из
Константинополя и своими руками начал копать ров для основания церкви.
   Знаменитый Варяг Симон, Вельможа Всеволодов, подарил Антонию на
украшение олтаря златую цепь в 50 гривен и венец драгоценный, наследие
отца его, Князя Варяжского. Св. Феодосий, преемник Варлаамов, заимствовал
от Цареградского Студийского монастыря устав Черноризцев, который сделался
общим для всех монастырей российских. Сей благочестивый Игумен завел в
Киеве первый дом странноприимства и питал несчастных в темницах.
Добродетель Феодосиева была столь уважаема, что Великий Князь нередко
приходил беседовать с ним наедине, оставался у него обедать, ел хлеб,
сочиво и с улыбкою говаривал, что роскошная трапеза Княжеская ему не так
приятна, как монастырская. Любя Изяслава, Феодосий великодушно обличал
виновного брата, гонителя его, в беззаконии. Святослав терпел сии
укоризны, оправдывался, и когда святой муж входил в шумный дворец его, где
часто гремела музыка, органы и гусли, тогда все умолкало. Лежа на смертном
одре, Феодосий благословил Святослава и сына его, Глеба. Монахи Печерские,