Суздаля; но сей юный Князь, в одни сутки собрав дружину Новогородскую,
Ростовскую, Белозерскую, приготовился к битве за городским валом. Олег
четыре дня стоял неподвижно, и Вячеслав, другой сын Мономахов, успел
соединиться с братом. Тогда началось сражение. Олег ужаснулся, видя
славное знамя Владимирово в руках Вождя Половецкого, заходившего к нему в
тыл с отрядом Мстиславовой пехоты, и скоро обратился в бегство; поручил
меньшему своему брату, Ярославу, Муром, а сам удалился в Рязань. Мстислав,
умеренный в счастии, не хотел завладеть ни тем, ни другим городом,
освободив единственно Ростовских и Суздальских пленников, там заключенных.
Бегая от него, Олег скитался в отчаянии и не знал, где приклонить голову;
но племянник велел ему сказать, чтобы он был спокоен. "Святополк и
Владимир не лишат тебя земли Русской, - говорил сей чувствительный юноша:
- я буду твоим верным ходатаем. Останься и властвуй в своем Княжении:
только смирися". Мстислав сдержал слово: вышел из Муромской области,
возвратился в Новгород и примирил Олега с Великим Князем и своим отцем.
   Чрез несколько месяцев Россия в первый раз увидела торжественное
собрание Князей своих на берегу Днепра, в городе Любече. Сидя на одном
ковре, они благоразумно рассуждали, что отечество гибнет от их несогласия;
что им должно наконец прекратить междоусобие, вспомнить древнюю славу
предков, соединиться душою и сердцем, унять внешних разбойников, Половцев,
- успокоить Государство, заслужить любовь народную. Нет сомнения, что
Мономах, друг отечества и благоразумнейший из Князей Российских, был
виновником и душою сего достопамятного собрания. В пример умеренности и
бескорыстия он уступил Святославичам все, что принадлежало некогда их
родителю, и Князья с общего согласия утвердили за Святополком область
Киевскую, за Мономахом частный удел отца его: Переславль, Смоленск,
Ростов, Суздаль, Белоозеро; за Олегом, Давидом и Ярославом Святославичами
- Чернигов, Рязань, Муром; за Давидом Игоревичем - Владимир Волынский; за
Володарем и Васильком Ростиславичами - Перемышль и Теребовль, отданные им
еще Всеволодом.
   Каждый был доволен; каждый целовал святой крест, говоря: да будет земля
Русская общим для нас отечеством; а кто восстанет на брата, на того мы все
восстанем.
   Добрый народ благословлял согласие своих Князей: Князья обнимали друг
друга как истинные братья.
   Сей торжественный союз был в одно время заключен и нарушен самым
гнуснейшим злодейством, коего воспоминание должно быть оскорбительно для
самого отдаленнейшего потомства. Летописец извиняет главного злодея,
сказывая, что клеветники обманули его; но так обманываются одни изверги.
Сей недостойный внук Ярославов, Давид Игоревич, приехав из Любеча в Киев,
объявил Святополку, что Мономах и Василько Ростиславич суть их тайные
враги; что первый думает завладеть престолом Великокняжеским, а второй
городом Владимиром; что убиенный брат их, Ярополк Изяславич, погиб от руки
Василькова наемника, который ушел к Ростиславичам; что благоразумие
требует осторожности, а месть жертвы. Великий Князь содрогнулся и
заплакал, вспомнив несчастную судьбу любимого брата. "Но справедливо ли
сие ужасное обвинение? сказал он: да накажет тебя Бог, если обманываешь
меня от зависти и злобы". Давид клялся, что ни ему в Владимире, ни
Святополку в Киеве не господствовать мирно, пока жив Василько; и сын
Изяславов согласился быть вероломным, подобно отцу своему. Не зная ничего;
спокойный в совести, Василько ехал тогда мимо Киева, зашел помолиться в
монастырь Св.
   Михаила, ужинал в сей Обители и ночевал в стане за городом. Святополк и
Давид прислали звать его, убеждали остаться в Киеве до именин Великого
Князя, то есть до Михайлова дня; но Василько, готовясь воевать с Поляками,
спешил домой и не хотел исполнить Святополкова желания. "Видишь ли? -
сказал Давид Великому Князю:
   - он презирает тебя в самой области твоей: что ж будет, когда приедет в
свою?
   займет без сомнения Туров, Пинск и другие места, тебе принадлежащие.
Вели схватить его и отдать мне, или ты вспомнишь совет мой, но поздно".
Святополк вторично послал сказать Васильку, чтобы он заехал к нему хотя на
минуту, обнять своих дядей и побеседовать с ними. Несчастный Князь дал
слово; сел на коня и въезжал уже в город: тут встретился ему один из его
усердных Отроков и с ужасом объявил о гнусном заговоре. Василько не верил.
"Мы целовали крест, - сказал он, и клялися умереть друзьями; не хочу
подозрением оскорбить моих родственников" - перекрестился и с
малочисленною дружиною въехал в Киев. Ласковый Святополк принял гостя на
дворе Княжеском, ввел в горницу и сам вышел, сказывая, что велит готовить
завтрак для любезного племянника. Василько остался с Давидом: начал
говорить с ним; но сей злодей, еще новый в ремесле своем, бледнел, не мог
отвечать ни слова и спешил удалиться. По данному знаку входят воины,
заключают Василька в тяжкие оковы. Мера злодейства еще не совершилась, и
Святополк боялся народного негодования: в следующий день, созвав Бояр и
граждан Киевских, он торжественно объявил им слышанное от Давида. Народ
ответствовал: "Государь!
   безопасность твоя для нас священна: казни Василька, если он
действительно враг твой; когда же Давид оклеветал его, то Бог отмстит ему
за кровь невинного".
   Знаменитые духовные особы смело говорили Великому Князю о человеколюбии
и гнусности вероломства. Он колебался; но снова устрашенный коварными
словами Давида, отдал ему жертву в руки. Василька ночью привезли в
Белгород и заперли в тесной горнице; в глазах его острили нож, расстилали
ковер; взяли несчастного и хотели положить на землю. Угадав намерение сих
достойных слуг Давида и Святополка, он затрепетал и, хотя был окован, но
долгое время оборонялся с таким усилием, что им надлежало кликнуть
помощников. Его связали; раздавили ему грудь доскою и вырезали обе
зеницы... Василько лежал на ковре без чувства. Злодеи отправились с ним в
Владимир, приехали в город Здвиженск обедать и велели хозяйке вымыть
окровавленную рубашку Князя. Жалостный вопль сей чувствительной женщины
привел его в память. Он спросил: "Где я?", выпил свежей воды; ощупал свою
рубашку и сказал: "начто вы сняли с меня окровавленную? я хотел стать в
ней пред Судиею Всевышним"... Давид ожидал Василька в столице своей,
Владимире, и заключил в темницу, приставив к нему двух Отроков и 30 воинов
для стражи.
   [1098 г.] Мономах, узнав о сем злодействе, пришел в ужас и залился
слезами.
   "Никогда еще, - сказал он, - не бывало подобного в земле Русской!" - и
немедленно уведомил о том Святославичей, Олега и Давида. "Прекратим зло в
начале, - писал к ним сей добрый Князь: - накажем изверга, который