Материалы размещены исключительно с целью ознакомления учащихся ВУЗов, техникумов, училищ и школ.
Главная - Наука - История
Каркейль Томас - Французкая революция

Скачать книгу
Вся книга на одной странице (значительно увеличивает продолжительность загрузки)
Всего страниц: 303
Размер файла: 2149 Кб
Страницы: «« « 42   43   44   45   46   47   48   49   50  51   52   53   54   55   56   57   58   59   60  » »»

духовные  лица величественно  выступают отдельно от  многочисленных духовных
лиц невысокого сана, которые мало чем,  кроме  рясы, отличаются от депутатов
общин. В их среде, хотя и очень странным образом, исполнится заповедь: и те,
которые были первыми, к своему великому удивлению, станут последними. Как на
один из многих примеров укажем на благообразного отца Грегуара; придет день,
когда Грегуар  станет  епископом, тогда  как  те  сановники церкви,  которые
сейчас так  величественно выступают,  будут рассеяны  по  земле  в  качестве
епископов  в чужих странахМори: у него широкое, смелое лицо, правильные очертания губ, большие  глаза,
светящиеся умом и хитростью - тем видом искушенности, которая бы поразилась,
если бы вы назвали ее  искушенной.  Он искуснейший штопальщик старой, гнилой
кожи,  которой придает  вид новой;  это человек, постоянно идущий в гору; он
обыкновенно  говорил   Мерсье:   "Увидите,   я   буду   в   Академии  раньше
вас"26. И  вполне вероятно, ловкий Мори;  мало того,  ты получишь
кардинальскую тиару и плис, и славу, но, увы, в конечном счете забвение, как
и все мы, и  шесть футов земли! Что проку  латать  гнилую  кожу, если  таков
конец?  И поистине славной надо  назвать  жизнь твоего доброго отца, который
зарабатывает,  и, можно  надеяться,  достаточно, шитьем  сапог. У  Мори  нет
недостатка в смелости; скоро он начнет  носить пистолеты и на роковые  крики
"На фонарь!" холодно ответит: "Друзья мои,  разве от  этого вы будете  лучше
видеть?"
     в  средние  века  миссионерам, отправлявшимся с  проповедью  христианства  к
язычникам. Позднее употреблялся  в переносном значении: "в чужих краях", "за
границей".

     А   там,    дальше,   замечаешь   ли   ты    прихрамывающего   епископа
Талейрана-Перигора, его преподобие из  Отена?  На лице  этого непреподобного
преподобия из  Отена лежит отпечаток сардонической жестокости. Он совершит и
претерпит странные  вещи и сам, несомненно, станет  одним из самых  странных
явлений,  которые кто-либо  видел или может увидеть.  Это  человек,  живущий
ложью во  лжи,  и  тем  не менее вы не  назовете  его  лжецом,  и в этом его
особенность! Он, можно надеяться, будет загадкой  для грядущих веков, потому
что  такое  сочетание  природы  и искусства  возможно только в  наше  время,
плодящее  или сжигающее бумагу. Смотрите на епископа  Талейрана и на маркиза
Лафайета  как на высшие проявления этих  двух сословий  и повторите еще раз,
глядя на то, что они совершили и чем они были: "О плодоносное время дел!" (О
tempus ferax rerum!)
     В  целом же  разве это  несчастное  духовенство не было также  увлечено
потоком  времени, отнесено вдаль от той широты, на которой оно возникло? Это
неестественное скопище людей, и мир уже начал смутно подозревать, что понять
смысл  его он  не сможет. Когда-то  эти люди  были пастырями,  толкователями
премудрости,  открывающими  то,  что  есть  в  человеке  святого, -  словом,
настоящим  клиром (clems  (греч.) -  наследие бога на земле), а теперь?  Они
молча проходят со своими наказами, которые они составили, как умели, и никто
не кричит им: "Да благословит вас Бог!"
     Король  Людовик  со своим  двором  завершает шествие; он весел, в  этот
вселяющий  надежду день  его  приветствуют  рукоплесканиями,  но еще  больше
рукоплещут его министру Неккеру. Иное  дело - королева, для  которой надежды
более нет. Несчастная королева! Ее волосы уже седеют от горестей и забот, ее
первенец смертельно болен последние недели; гнусная клевета запятнала ее имя
и  несмываема,  пока  живо это поколение. Вместо "Да  здравствует королева!"
звучит оскорбительное "Да здравствует герцог Орлеанский!". От ее царственной
красоты  не  осталось ничего,  кроме  величавости, она уже  не грациозна,  а
высокомерна,   сурова,  молчалива  в  своих  страданиях.  С  противоречивыми
чувствами  - среди  них  нет  места  радости  - она смиряется  с этим  днем,
которого  она  надеялась  не  увидеть.  Бедная   Мария  Антуанетта,  у  тебя
благородные  инстинкты, зоркий  взгляд,  но  слишком узкий кругозор для того
дела,  которое было приуготовано тебе! О, тебя ждут слезы, горькие страдания
и тихое  женское горе, хотя  в груди у тебя бьется сердце дочери императрицы
Марии Терезии. О ты, обреченная, закрой глаза на будущее!
     Итак,  в торжественном шествии прошли избранники Франции. Некоторые - к
почестям и  неукротимой деятельности; большая часть  -  к бесчестью, немалое
число  - к насильственной  смерти, смутам,  эмиграции,  отчаянию,  и все - к
вечности!  Сколько разнородных  элементов брошено  в сосуд,  где  происходит
брожение,  чтобы  путем бесчисленных  реакций, контрреакций,  избирательного
притяжения  и  вспышек  создалось  лекарство для смертельно  больной системы
общества!  Вероятно, присмотревшись, мы  найдем, что это  -  самое  странное
сборище  людей,   которое  когда-либо  встречалось  на  нашей   планете  для
выполнения такого  действа. Невероятно сложное общество готово взорваться, а
эти люди, его правители  и врачеватели,  не имеют жизненных  правил даже для
самих себя, иных правил, кроме евангелия по Жан Жаку! Для мудрейшего из них,
того,  которого  мы  называем  мудрейшим, человек,  собственно говоря,  есть
только  случайность. У человека  нет иных  обязанностей,  кроме  обязанности
"создать конституцию". У него нет неба над головой и ада  под ногами, у него
нет Бога на земле.
     Какое иное или лучшее  убеждение  может быть у этих 1200 человек? У них
есть  вера в шляпы старинного  покроя с высоким плюмажем,  в  геральдические
гербы,  в  божественное  право короля, в божественное право истреблять дичь;
есть  вера,  или,  еще хуже,  лицемерная  полувера, или,  что самое  дурное,
притворная,  по Макиавелли, показная вера  в  освященные облатки  теста  и в
божественность  бедного  старого  итальянца!  Тем  не  менее  во  всем  этом
безмерном хаосе  и разложении, которые  отчаянно  борются, чтобы стать менее
хаотичными и разложившимися, различим, как мы говорили, один  признак  новой
жизни  -  глубоко  укоренившаяся  решимость  покончить  с  ложью. Решимость,
которая сознательно или  неосознанно укоренилась и делается все определеннее
- до  безумия,  до  навязчивой  идеи; и в  том  воплощении, которое только и
возможно ныне,  будет  быстро проявляться  в жизни  в  ужасных,  чудовищных,
непередаваемых  формах,  которые  будут  новыми  еще тысячу  лет! Как  часто
небесный  свет  здесь,  на земле, скрывается  в  громах  и грозовых тучах  и
опускается в виде расплавленной молнии, разрушительной,  но и  очищающей! Но
ведь не сами тучи  и не удушливая атмосфера порождают молнию и свет? Неужели
новое евангелие, как в свое время старое, должно привести к разрушению мира?
     Пусть  читатель   сам   вообразит,  как  присутствовали   депутаты   на
торжественной мессе, выслушивали проповедь и аплодировали, хоть и находились
в  церкви,  проповеднику каждый  раз,  когда он говорил  о политике;  как на
следующий  день они столь же  торжественно были  впервые введены в Зал малых
забав  (ставший  отныне   залом  отнюдь  не  для  забав)  и  превратились  в
Генеральные штаты. Король, величественный, как Соломон во всей славе его, со
своего помоста обводит  глазами  великолепный зал: в  нем столько  плюмажей,

Страницы: «« « 42   43   44   45   46   47   48   49   50  51   52   53   54   55   56   57   58   59   60  » »»
2007-2013. Электронные книги - учебники. Каркейль Томас, Французкая революция