пока не выработают  конституцию. Выработать конституцию,  друзья! Это долгая
задача. Пока же шесть сотен  рук подписывают то, в  чем они поклялись; шесть
сотен  без одной: богобоязненный Авдийисторической сцене,  имеет имя  - это бедный "месье Мартен  Дош,  депутат от
Кастельнодари  в Лангедоке". Они позволяют ему  подписать  или  удостоверить
свой  отказ и  даже спасают его  от  зрителей,  объявив  о  его  "умственном
расстройстве". К  четырем часам  все  подписи  проставлены, новое  заседание
назначено на  утро понедельника, ранее  того часа,  когда  должно  открыться
королевское  заседание,  чтобы  наши 149  духовников-дезертиров не пошли  на
попятный:  мы соберемся  в  "францисканской церкви Recollets или  где-нибудь
еще" и будем  надеяться,  что наши 149 присоединятся  к нам.  А  теперь пора
обедать.
     Илией сообщить о его приходе;  несмотря  на смертельную опасность, выполняет
поручение. См.: 3-я Книга царств, 18.

     Это  и есть то  знаменитое "заседание в Зале  для игры в  мяч", слава о
котором разнеслась по всем землям. Это и есть плод появления де Брезе в роли
Меркурия! Смешки  придворных  на  "Версальской  аллее"  смолкли  в тягостном
молчании.   Неужели  растерявшийся  двор  во   главе   с  хранителем  печати
Барантеном, триумвиратом и К° полагали, что  могут рассеять черным или белым
жезлом обер-церемониймейстера шестьсот  депутатов нации, одушевленных  идеей
национальной конституции, как безмозглых цыплят на птичьем дворе? Цыплята бы
с писком  разлетелись,  но  депутаты нации, как  львы, оборачиваются, воздев
десницу, и приносят клятву, которая сотрясает всю Францию.
     Председатель  Байи увенчал себя  славой,  которая стала  ему  наградой.
Национальное собрание  теперь дважды  и трижды  собрание  нации,  не  только
воинствующее   и   мученическое,  но  и   торжествующеечувствующее  себя выше оскорблений. Париж снова  стекается в  Версаль, чтобы
следить  "мрачным  взором"  за  Королевским  собранием9,  которое
вновь, и весьма удачно, откладывается до вторника. 149 - среди них есть даже
епископы - имеют время величественной процессией прошествовать к церкви, где
их  ожидают депутаты общин,  и торжественно присоединиться  к  ним. Депутаты
приветствуют  их  кликами,  объятиями  и даже слезами умиления10,
потому что теперь речь идет о жизни и смерти.
     к миру.

     Что   касается  самого  заседания,  то  плотники  как  будто  завершили
возведение помоста, но все остальное не завершено. Бесплодное, можно сказать
роковое,   дело.  Король  Людовик   шествует  сквозь  море  людей,  угрюмых,
безмолвных, раздраженных многим, в  том числе проливным дождем; он входит  к
третьему сословию,  также угрюмому и  безмолвному,  которое промокло, ожидая
под узкими  арками  заднего входа, пока двор и привилегированные сословия не
войдут  через  парадный  вход.  Король и  хранитель печати (Неккера здесь не
видно) в многословных выражениях оповещают о решениях, принятых королем. Три
сословия  должны  голосовать  раздельно.  С  другой  стороны, Франция  может
ожидать  значительных  конституционных  благодеяний,  как  определено  в  35
статьях11,  читая которые  хранитель  печати  осип.  "Каковые  35
статей, - добавляет Его Величество, снова вставая, - я сам буду претворять в
жизнь (seul je ferai  le bien de mes peuples) на благо моих подданных", если
три  сословия,  к  несчастью,  не  смогут  согласиться  между  собой  об  их
проведении. В переводе это  означает: "Вздорные депутаты Генеральных штатов,
вы, вероятно, недолго пробудете здесь! В общем, на сегодня все расходитесь и
соберитесь завтра поутру,  каждая  палата в  своем помещении, и  беритесь за
дело". Таково решение, принятое королем. Коротко и ясно.  И  на этом король,
придворные, дворянство  и большинство  духовенства удаляются, как будто  все
дело удовлетворительно решено.
     Они  удаляются сквозь море угрюмо безмолвствующих людей.  Не  удаляются
только депутаты общин, они остаются на месте в мрачной тишине,  не уверенные
в том,  что они должны предпринять. Уверенность есть лишь у одного  из  них,
лишь один понимает и  дерзает! Именно  теперь "король" Мирабо направляется к
трибуне  и  возвышает голос до  львиного рыка.  Воистину его  слово  кстати,
потому  что в таких ситуациях мгновение определяет ход  столетий. Если бы не
присутствие  Габриеля  Оноре,  вполне можно  представить себе,  как депутаты
общин,  перепуганные опасностями, надвигающимися  на  них со всех  сторон, и
бледнеющие при виде бледности  соседа, один за другим выскальзывают из зала,
а весь ход европейской истории меняется!
     Но  он  здесь. Вслушайтесь  в раскаты голоса этого царя лесов, поначалу
скорбные  и  приглушенные, но  быстро нарастающие и переходящие  в  рычание!
Глаза  загораются  при  встрече  с  его взором: "Национальные депутаты  были
посланниками нации;  они  произнесли клятву; они..." Но что это? Львиный рык
достиг предела, и вдруг что за явление? Явление бормочущего нечто де Брезе в
роли Меркурия! "Громче!" - кричит кто-то. "Господа! - взвизгивает  де Брезе,
повторяя  свои  слова.  - Вы слышали приказ короля!"  Со  вспыхнувшим  лицом
Мирабо вперяет  в него горящий  взор и сотрясает черной львиной гривой: "Да,
месье, мы слышали то, что было  внушено  королю; вы, кто не может передавать
его приказы  Генеральным штатам; вы, кто  не имеет права ни  находиться,  ни
говорить здесь, вы  не  тот человек, который может  напоминать нам  об этом.
Идите,  месье, и скажите тем, кто вас послал, что мы находимся здесь по воле
народа  и  ничто, кроме силы  штыков, не  изгонит  нас отсюда!"12
Бедный де Брезе, содрогаясь,  покидает Национальное собрание, а также - если
не считать одного маленького эпизода месяцы спустя - страницы Истории!
     Несчастный де Брезе, обреченный жить многие века в памяти людей слабым,
с дрожащим  бедным жезлом! Мученик  поклонения высоким  особам, он был верен
этикету, заменившему ему  здесь, на земле, веру. Короткие шерстяные плащи не
могут целовать  руку Его  Величества, как длинные бархатные...  Более  того,
когда позже бедный маленький дофин был  мертв и явилась какая-то официальная
делегация,  разве он со свойственной ему пунктуальностью не объявил мертвому
телу дофина: "Монсеньер,  депутация  Генеральных штатов!"13  Sunt
lacrimae rerum     
     Что  же  теперь  сделает  Oeil  de Boeuf, когда де  Брезе,  содрогаясь,
возвратится туда? Выставит пресловутую силу штыков? Нет-нет, море  людей все
еще слишком многоводно и слишком напряженно  следит за происходящим, и даже,
волнуясь,  оно  врывается  и вкатывается во дворы  самого замка,  потому что
пронесся слух, что Неккер уволен в отставку. Хуже того, французская гвардия,
похоже, не  расположена действовать: "две роты не стреляют,  когда приказано
стрелять!"14 Неккера, который не явился на Королевское заседание,