Материалы размещены исключительно с целью ознакомления учащихся ВУЗов, техникумов, училищ и школ.
Главная - Наука - История
Каркейль Томас - Французкая революция

Скачать книгу
Вся книга на одной странице (значительно увеличивает продолжительность загрузки)
Всего страниц: 303
Размер файла: 2149 Кб
Страницы: «« « 65   66   67   68   69   70   71   72   73  74   75   76   77   78   79   80   81   82   83  » »»

- таковой, по Робеспьеру, надлежит быть королевской процедуре  представления
законов, - народ, вот Закон,  который  я сложил для тебя;  принимаешь ли  ты
его?"  Ответом  на  это  является  неудержимый  смех  справа,  из  центра  и
слева4.  Но проницательные люди считают, что  Зеленый может волей
случая пойти далеко. "Этот человек,  - замечает Мирабо, -кое-что сделает: он
верит каждому слову, которое произносит".
     Аббат Сиейес занят  исключительно разработкой конституции; к несчастью,
его коллеги  оказываются менее  покладистыми, чем  им  следовало  бы быть  с
человеком,  достигшим совершенства  в  науке политики.  Мужайся,  Сиейес, не
взирая ни на что! Каких-нибудь двадцать месяцев героического труда,  нападок
глупцов  -  и  конституция  будет  создана; с  ликованием будет  положен  ее
последний  камень,  лучше  сказать, последний лист бумаги,  ибо  вся  она  -
бумага; и ты свершил  все, что могли потребовать земля и небо,  все,  что ты
мог. Приметьте  также и трио,  памятное по нескольким причинам, памятное уже
потому, что их  история запечатлена в эпиграмме, гласящей: "Что бы ни попало
в руки этим троим, Дюпор обдумает, Барнав выскажет, Ламет сделает".
     А царственный Мирабо?  Выделяющийся среди всех партий, вознесенный  над
всеми  ними и  стоящий  вне  всех их, он  поднимается все выше  и  выше. Как
говорится, у него наметанный глаз, он - это реальность,  тогда как другие  -
это  формулы, имеющие  очки. В преходящем  он обнаруживает  вечное,  находит
твердое основание даже среди бумажной  бездны. Его слава распространилась по
всем  землям и  порадовала  перед  смертью  сердце  самого  раздражительного
старого. Друга  Людей. Даже  ямщики  на постоялых дворах слышали  о  Мирабо:
когда  нетерпеливый  путешественник  жалуется,  что  упряжка  негодна, ямщик
отвечает: "Да, сударь, пристяжные слабоваты, но Мирабо (Mirabeau - коренник)
у   меня,    сами    видите,    прекрасный"   (mais    mon    mirabeau   est
excellent)5.
     A теперь, читатель, тебе придется покинуть не без  сожаления (если тебе
не  чужды человеческие чувства) шумную разноголосицу Национального собрания.
Там, в центре двадцати пяти миллионов, находятся двенадцать сотен собратьев,
отчаянно борющихся с судьбой и  друг с другом,  борющихся не на жизнь,  а на
смерть,  как большинство  сынов Адама, ради  того,  что не  принесет пользы.
Более того,  наконец признается, что все это  весьма  скучно. "Скучное,  как
сегодняшнее  заседание  Собрания", -  говорит  кто-то. "Зачем ставить дату?"
(Pourquoi dater?) - спрашивает Мирабо.
     Подумайте только, их двенадцать сотен,  они не  только произносят, но и
читают свои речи, и даже  заимствуют и крадут чужие речи для  прочтения! При
двенадцати сотнях  красноречивых  ораторов  и  их  Ноевом  потопе напыщенных
банальностей недостижимое молчание может показаться единственным блаженством
в  жизни.  Но  представьте  себе  двенадцать  сотен  сочинителей  памфлетов,
жужжащих нескончаемыми словесами и нет никого, кто бы  заткнул  им рот! Да и
сама процедура не кажется столь совершенной, как в американском конгрессе. У
сенатора  здесь нет собственного  стола и  газеты, а о  табаке (тем  более о
трубке) и думать не  приходится.  Даже  разговаривать надо  тихо, все  время
прерываясь, только "карандашные записки" свободно циркулируют "в невероятном
количестве  вплоть  до  подножия  трибуны"6. Таково  это  дело  -
возрождение нации, усовершенствование "теории неправильных глаголов".

        "Глава третья. ВСЕОБЩИЙ ПЕРЕВОРОТ"

     О  королевском  дворе   сейчас  почти  что  нечего  сказать.  Замолкли,
обезлюдели его залы, королевская  власть томится, покинутая ее богом войны и
всеми надеждами, пока вновь не соберется Oeil de Boeuf. Скипетр выпал из рук
короля Людовика  и  перешел в зал Дворца малых забав, в парижскую Ратушу или
неизвестно куда. В июльские дни, когда в ушах стоял грохот падения Бастилии,
а министры и  принцы рассеялись  на все  четыре стороны, казалось, что  даже
лакеи стали туги на ухо. Безанваль, прежде чем  раствориться в пространстве,
немного задержался в Версале и обратился лично к Его Величеству за приказом,
касающимся  почтовых  лошадей;  и  вдруг   "дежурный  камердинер  фамильярно
всовывается между Его  Величеством и мной", вытягивая свою подлую шею, чтобы
узнать,  в чем дело! Его Величество, вспыхнув  гневом,  обернулся  и схватил
каминные щипцы. "Я мягко удержал его; он с благодарностью сжал мою руку, и я
заметил слезы на его глазах"7. Бедный король, ведь и  французские
короли тоже люди! Сам Людовик XIV тоже как-то раз  схватил  каминные щипцы и
даже  швырнул их,  но  тогда он  швырнул  их  в ЛувуаМентенонженщинами: она достигла  "вершины непопулярности"  и  повсеместно  считается
злым гением Франции. Все ее друзья и ближайшие советники  бежали,  и бежали,
несомненно, с глупейшими поручениями. Замок  Полиньяков все еще  высокомерно
хмурится со своего  "дерзкого и  огромного кубического утеса" среди цветущих
полей, опоясанный  голубыми  горами  Оверни8,  но ни  герцог,  ни
герцогиня Полиньяк  не  смотрят  из  его  окон: они  бежали, они  "встретили
Неккера в Базеле",  они  не вернутся. То, что  Франции пришлось увидеть свою
знать отражающей неотразимое, неизбежное с гневными лицами, было прискорбно,
но  предсказуемо,  но  с  лицами  и  чувствами  капризного  ребенка.  Такова
оказалась особенность знати. Она ничего не поняла и ничего не хотела понять.
Разве в этот самый момент в  замке Гам не  сидит задумавшись новый Полиньяк,
первенец тех  двух9, в  помрачении, от  которого  он  никогда  не
оправится, самый смятенный из всех смертных?
          писателя-протестанта Агриппы  д'Обинье, жена  писателя  Поля Скаррона (1610-
1660), возлюбленная, а затем и тайная  жена Людовика XIV,  на которого имела
неограниченное влияние.

     Король Людовик образовал новое министерство из сплошных  знаменитостей:
бывший  председатель  Помпиньян, Неккер, вернувшийся  с триумфом,  и  другие
подобные  им10.  Но  что  это ему даст?  Как  уже  было  сказано,
скипетр, не просто  деревянный позолоченный жезл, а Скипетр перешел в другие
руки. Ни  воли,  ни  решимости  нет в  этом человеке, только  простодушие  и
беспечность, он готов положиться на  любого человека,  кроме себя,  на любые
обстоятельства,  кроме  тех,  которыми  он может  управлять.  Так  расстроен
изнутри  наш Версаль и его дела. Но снаружи, издали он прекрасен,  блистающ,
как  солнце; вблизи же - скорее  отблеск  солнца,  скрывающий тьму и смутный
зародыш гибели.
     Вся  Франция   охвачена   "разрушением  формул"   и  вытекающим  отсюда
изменением  реальностей.  Это  чувствуют  многие миллионы людей,  скованных,
почти задушенных формулами, чья жизнь тем не менее или по крайней мере такие
ее элементы, как  пища и голод, были вполне реальны!  Небеса наконец послали
обильный урожай, но какая от него польза бедняку, если вмешивается  земля  с

Страницы: «« « 65   66   67   68   69   70   71   72   73  74   75   76   77   78   79   80   81   82   83  » »»
2007-2013. Электронные книги - учебники. Каркейль Томас, Французкая революция