император затребовал от главного интенданта сведения о том, сколько времени
ему  понадобится,  чтобы  дойти  до  Немана,  и  был  очень  недоволен  его
вычислениями: быть может, он не хотел признать, что находится так далеко от
своего  исходного  пункта,  а  может быть,  он  подумал,  что когда  другие
произведут  такие  же  вычисления,  то они  им  не  понравятся. Он  выразил
сомнение в правильности этих  расчетов и был очень рассержен ими, как будто
от   графа   Дюма    [186]   зависело  сократить   расстояние  до   Немана.

На  предложение  о  мире  по-прежнему не  было  никакого  ответа, а  казаки
продолжали беспокоить  нас в  окрестностях Москвы. Дело дошло  до того, что
они  захватили  в  предместьях  города  людей и  лошадей,  отправленных  за
продовольствием.  Пришлось  отправлять вместе  с  транспортами, едущими  за
продовольствием,  большой  кавалерийский и  пехотный  конвой. Почтальоны  с
эстафетами часто подвергались преследованию. Некоторым из них лишь с трудом
удавалось спастись,  да и то потому,  что казаки не отдавали  себе отчета в
значении этой  корреспонденции, доставка  которой была один  раз прервана в
течение 48  часов. Часто эстафеты были  обязаны своим спасением только лишь
выносливости лошадей  и мужеству отважных французских  курьеров, которых не
могла  остановить  никакая  опасность, ибо  спасение  и  доставка депеш  по
назначению были для них  делом чести. Задержки и опасности, грозившие нашей
почте  на  каждом  шагу,  производили большое  впечатление  на  императора.

Хотя  он даже  князю  Невшательскому не  давал никаких  поводов подозревать
что-либо о  его планах отступления, я  лично думаю, что именно  в это время
император решил  эвакуировать Москву  и перебраться в  Витебск, чтобы вновь
занять  ту линию, на  которой он  раньше хотел остановиться,  и расположить
войска  на зимних  квартирах. Уже  приняв такое  решение, он,  к несчастью,
откладывал  его исполнение,  хотя  и понимал  всю срочность  дела,  так как
дороже всего  была для него вера в желанный успех.  Он не мог поверить, что
судьба, которая так часто ему улыбалась, совершенно отвернулась от него как
раз в  тот момент, когда он  должен был просить у  нее чуда. Он по-прежнему
хотел надеяться, что предпринятые  им шаги приведут к переговорам. Повторяю
еще раз,  что в жертву этой  надежде он принес драгоценнейший  момент, и мы
все еще оставались в Москве, а между тем в этот момент можно было бы спасти
армию, так как если  бы она выступила тогда, она успела бы прийти в Вильно,
еще до наступления зимних холодов.

Вместо  того  чтобы улучшаться,  наше  положение  с каждым  днем все  более
усложнялось  из-за  новых  задач,  навязанных нам  близостью  неприятеля  и
нападениями его многочисленных легких отрядов.

Мы все время должны  были держаться настороже; артиллерия, очень изнуренная
и сильно поредевшая, не  знала ни минуты отдыха; ее лошади, кроме дежурных,
точно так  же как  и кавалерийские лошади,  отправлялись за дровами  или за
фуражом, а  люди -  за продовольствием. Неприятель все  время тревожил наши
коммуникации  за Гжатском и  часто прерывал  их между Можайском  и Москвой.
Недалеко от помещичьего дома в Малой Вяземе, где император ночевал накануне
своего прибытия  в Москву,  подвергся нападению наш  артиллерийский обоз, и
несколько  зарядных  ящиков были  захвачены.  В этих  прелюдиях все  видели
предвестие  новой  системы, цель  которой  - изолировать  нас. Нельзя  было
придумать  систему,  которая  была бы  более  неприятной  для императора  и
поистине более  опасной для его интересов. Мы говорили  ему об этом - князь
Невшательский, вице-король  и я (если  я смею назвать самого  себя наряду с
такими военными авторитетами).

Обстоятельства казались мне столь серьезными, что я счел своим долгом выйти
из рамок замкнутости, которые  я сам установил для себя уже с давних пор. Я
попросил императора  об аудиенции.  Так как я  видел его и  сопровождал при
поездке верхом каждый день, то он, казалось, был удивлен этим торжественным
ходатайством  и, тотчас  же  назначив мне  просимую аудиенцию,  сказал мне:

-  Что  случилось  такое  необыкновенное  и  срочное?  Мои  соображения  об
опасностях  пребывания в  Москве и  об опасностях  зимы, если  нам придется
двигаться  во  время  морозов,  были  приняты  им  на  сей  раз  с  большей
благосклонностью, чем  он проявлял ко мне в  течение долгого времени, но за
ними не  последовало пока  ни таких рассуждений, ни  такого ответа, которые
позволили бы мне разгадать его намерения.

- Коленкуру  кажется, что он уже замерз, -  сказал император Дюроку и князю
Невшательскому, когда рассказывал им о моей аудиенции.

Князь  Невшательский  и  вице-король  также говорили  императору  обо  всех
неудобствах  и даже  об  опасностях, связанных  с дальнейшим  пребыванием в
Москве.

Беззаботность наших  войск, не желавших беречь  себя, была еще одной лишней
бедой  при том  положении, в  котором мы  находились; я не  сомневаюсь, что
император  думал то  же  самое, что  и мы,  но  так как  из  этого тяжелого
положения трудно  было выйти, то он  продолжал питать надежду на переговоры
и, словно зачарованный, оставался в Кремле.

24 сентября  Можайская дорога  была совершенно перерезана  корпусом русских
драгун и казаков. Император  направил туда несколько гвардейских стрелковых
и драгунских эскадронов, и у них был ряд столкновений с русской кавалерией.
Наши драгуны,  одержав верх,  слишком далеко преследовали  неприятеля, были
окружены   и  должны   были  уступить  численному   превосходству  русских.
Командовавший эскадронами Марто, несколько других офицеров, драгуны и часть
двух сводных эскадронов попали в плен [187]. Эта маленькая неудача, которую
потерпела гвардия,  хотя она и сражалась  с большой отвагой, была неприятна
императору не  меньше, чем проигрыш настоящего  сражения. Правда, и на всех
остальных  этот случай  произвел тогда  больше впечатления, чем  выбытие из
строя 50 генералов в сражении под Москвой.

Смоленская дорога  была перерезана неприятельскими отрядами  еще и в других
пунктах;  таким образом,  мы  не имели  больше надежного  коммуникационного
пути,  связывающего нас с  Францией. Вильно,  Варшава, Майнц, Париж  уже не
получали каждый  день приказов монарха великой  империи. Император напрасно
ожидал в Москве сообщений своих министров, донесений губернаторов, новостей
из Европы.  На всех лицах было  написано, что никто не  думал о возможности
такой помехи. Мы готовы были драться ежедневно за кусок хлеба, отправляться