оставалась  у  него  ко  дню  сражения,  он  получал  все,  что  просил,  а
доблестному подполковнику,  который, проделав 20  кампаний, организовывал и
обучал теперь в запасном лагере подкрепления, предназначенные для армии, не
давали  ничего;  он  был  забыт потому,  что  не  мог содействовать  успеху
настоящей  минуты  каким-нибудь  блестящим  поступком.  Я  отнюдь  не  хочу
сказать,  что император  не вознаграждал  заслуги бывших  служак; наоборот,
слишком много фактов доказывают,  что он всячески заботился о них, пока они
оставались  в  армии или  когда  они  становились инвалидами;  но если  они
находились  в запасных  лагерях, то  хотя бы  они работали там  в интересах
службы, они не получали  никакого продвижения, пока не возвращались вновь в
действующую армию.

Этот порядок  имел, конечно, известное преимущество,  так как побуждал всех
офицеров стремиться к возвращению в армию; но это приводило к явному ущербу
для дела  и для лучших из наших офицеров,  так как запасные лагери доверяют
лишь наиболее способным из них.

Всякий, кто добросовестно сравнил  бы состояние своего корпуса в начале и в
конце  какой-либо  кампании и  исследовал  бы  причины понесенных  корпусом
потерь,  бесспорно нашел  бы, что  отнюдь не неприятельский  огонь причинил
наибольшие  потери нашей  кавалерии.  Мы делали  слишком большие  переходы;
нехватало  очень  многого; было  мало  опытных унтер-офицеров;  большинство
кавалеристов были  мало или даже вовсе не  обучены. И однако, если сравнить
хорошее  состояние  нескольких  корпусов  к  самому концу  кампании  с  тем
состоянием  разложения, в  котором находились  некоторые другие,  отнюдь не
чаще их  побывавшие в деле, то  будет видно, что нашим  главным врагом было
отсутствие дисциплины,  и порождаемые этим беспорядки  объяснялись в первую
очередь небрежностью высших начальников.

Императора обслуживали  в России  715 верховых и упряжных  лошадей, так как
надо было перевозить много  ящиков со всевозможными запасами и большой обоз
с палаточным оборудованием. Императорская  ставка прибывала всегда на место
в последнюю  очередь; все возможности были  исчерпаны, так как здесь прошла
уже вся  армия, и  надо было привозить  все с собой или  же отправляться на
далекие поиски.  Я знал по опыту, что  могут сделать порядок и заботливость
для улучшения  продовольствия с  точки зрения его  разнообразия, качества и
даже  количества. Все  лица,  состоявшие при  штабе главного  командования,
находились  в таком же  положении, но так  как у  каждого из них  было лишь
немного лошадей,  то им было гораздо  легче снабжать себя всем необходимым.
Известно  также,  что  лошадям императора  и  состоявших  при нем  офицеров
приходилось делать  более длинные и более  быстрые переходы, чем каким-либо
другим.  И, однако,  когда  8 декабря  во  время отступления  мы прибыли  в
Вильно,  то из  этих  715 лошадей,  с которыми  мы начали  кампанию, павших
оказалось  только  80,  из  них  73  упряжные лошади.  Падеж  лошадей  стал
чувствительным  только после  перехода через  Неман, а в  особенности после
прибытия  в Инстербург;  отсюда  видно, что  падеж был  результатом слишком
обильной кормежки  лошадей без предосторожностей,  необходимых после только
что  перенесенных  жестоких лишений  и  крайнего  изнурения. При  некоторых
предосторожностях можно было бы избегнуть этого падежа.

Я  вхожу во  все эти  подробности для  того, чтобы  заранее ответить  на те
сказки, которые сочиняли и не преминут сочинять еще насчет влияния морозов,
недостатка  продовольствия и  т. п.  Во время  отступления лошади  падали и
оставались  лежать  на  дороге  главным образом  потому,  что  они не  были
подкованы так, чтобы держаться на льду; после тщетных попыток подняться они
в конце  концов оставались там, где падали, и их  разрубали на части еще до
того,  как они  издыхали. При  наличности подков  с шипами и  при некотором
уходе,   несомненно,  можно   было   бы  спасти   большую  часть   из  них.

Чтобы закончить  рассказ о Москве, надо еще  много сказать об устройстве ее
администрации.  Губернатором  города  был  назначен герцог  Тревизский;  он
заменил на  этом посту  графа Дюронеля; во  главе гражданской администрации
был поставлен г-н де Лессепс - бывший генеральный консул в Петербурге. Этот
почтенный  человек возвращался  во Францию  с женой  и восемью  детьми, как
вдруг   курьер  привез  ему   в  Данциг,   где  он  высадился   с  корабля,
категорический  приказ  прибыть в  ставку,  которую  он нашел  уже у  ворот
Москвы;  через  неделю   император  назначил  его  градоправителем  Москвы,
несмотря  на  все  его  просьбы  об  освобождении от  всякой  службы.  Этот
доблестный  человек делал  столько добра,  сколько мог; вместе  с достойным
губернатором Москвы он предотвратил много зла, в частности выпуск фальшивых
денег,  разграбление  большого   количества  мелкой  монеты  и  уничтожение
архивов, спасенных  от пожара.  Именно почтенный г-н де  Лессепс больше чем
кто  бы то  ни было  воспротивился провозглашению  освобождения крепостных;
именно  он подобрал,  приютил,  кормил, -  словом, спас  значительное число
несчастных, в  том числе  много женщин и  детей, жилища которых  сгорели во
время  пожара и которые  блуждали, точно  тени, среди развалин  столицы. Он
показал при  этом, что не забыл  того гостеприимства, которым пользовался в
России  в  течение  30  лет,  начиная  с  его путешествия  от  Камчатки  до
Петербурга,  когда  г-н де  Лаперуз,  с  которым он  находился в  плавании,
отправил  его с  депешами во  Францию. Я  был свидетелем всех  усилий этого
благородного человека,  он часто делился со  мною своими горестными думами,
порожденными  зрелищем  стольких  несчастий.  Я  лишь  выполняю  требования
справедливости,    воздавая    должное    благородным   чувствам,    всегда
воодушевлявшим его.

Император приказал  составить прокламацию об освобождении  крепостных[194].
(Это было  в первых числах октября.)  Несколько субъектов из низшего класса
населения  и   несколько  подстрекателей  (немецкие  ремесленники,  которые
служили им переводчиками и  подстрекали их) немного покричали и по наущению
некоторых  лиц подали  ходатайство  об освобождении  крестьян. Те  же лица,
которые подучили их, убедили  императора в необходимости этой меры, заявляя
ему,  что  идеи  эмансипации  гнездятся уже  в  мозгу  у  всех крестьян,  и
император, вместо того чтобы  быть окруженным врагами, будет иметь миллионы
пособников. Но в сущности  разве эта мера не стояла в противоречии с хорошо
известными  принципами  императора?  Он  понимал  (и  сказал  мне  об  этом
несколько позже), что предрассудки  и фанатизм, распаленный в народе против
нас, по  крайней мере  в течение некоторого  времени будут служить  для нас
большим препятствием,  а следовательно,  он будет нести на  себе бремя всех
отрицательных  сторон  этой  меры,   не  извлекая  из  нее  никаких  выгод.