экипаж,  в  котором ехали  де  Бово, де  Мальи  и де  Боссе; Боссе  страдал
подагрой. Я показал пример; захромавшие или ослабевшие лошади были брошены.
В конце концов после  48-часовой остановки в Смоленске обоз двинулся в путь
в  достаточно хорошем  состоянии. Лошади  были подкованы;  кузнецы работали
днем  и ночью;  я сам наблюдал  за всем,  и именно этой  предосторожности я
обязан спасением  людей моего ведомства, которые  получали регулярные пайки
вплоть до Вильно.

Во время  пребывания в Смоленске  император каждый день ездил  верхом и еще
раз осмотрел город и  окрестности, как будто он хотел сохранить его в своих
руках. Он  еще прежде  был очень озабочен,  а после сражения  вице-короля с
неприятелем озабоченность его увеличилась.  Он видел состояние армии, когда
она проходила  через Смоленск,  и это, думается  мне, убедило его,  что зло
было  больше, чем  он  хотел признаться  самому себе.  Но все  же император
по-прежнему тешил  себя надеждой, что последствия  будут не столь мрачными,
как тогда, по-видимому, предвидел. Он не сомневался, что сможет расположить
армию на  позициях, как только соединится с  корпусами, стоящими в Волыни и
на Двине.  Он ожидал прибытия польских казаков,  которых, как он обещал, мы
должны были встретить возле  Смоленска. Ошибался ли он сам на этот счет или
говорил об этих подкреплениях, чтобы внушить иллюзии другим? Не знаю, но во
всяком случае  в Польше весьма слабо  занимались набором этих казаков. Наши
коммуникации были  прерваны уже  в течение нескольких дней;  мы не получали
больше сообщений ни из Франции, ни из Вильно, ни даже от корпусов на Двине.
Все это немало беспокоило  императора, который держался тем не менее твердо
и непоколебимо; эти черты  характера злили иногда его приближенных, но зато
были способны воодушевить наиболее удрученных людей.

Продовольствие в Смоленске находили  все, у кого были деньги (а деньги были
у всех). Туда прибыли из Франции продукты для императорского двора, а также
рис и  много других  продуктов для армии.  Виноторговец, бывший поставщиком
императорского двора, привез для спекуляции большое количество вин, водок и
ликеров; все  это он продал на вес золота.  Мы так настрадались от лишений,
что  солдаты  тратили  все  свои  деньги, чтобы  раздобыть  бутылку  водки.

14-го  император  покинул  Смоленск,   обеспечив  муку  для  войск  герцога
Эльхингенского, который, двигаясь в  арьергарде, должен был прибыть в город
вечером  того же  дня. Мы прибыли  в Корытню  довольно рано. Путь  по очень
холмистой  местности был  так труден,  что мы  обогнали обозы,  вышедшие из
Смоленска  днем  раньше. Дорога  представляла  собою  сплошной лед;  крутые
склоны  многочисленных  холмов  были покрыты  упавшими  и  не имевшими  сил
подняться  лошадьми.  Начальники были  столь  беззаботны,  а кавалеристы  и
обозные солдаты  так изнурены,  все их время  до такой степени  было занято
переходами или поисками продовольствия, что ни в артиллерии, ни в кавалерии
ни одна  лошадь не имела подков с шипами. Именно  на счет их отсутствия, то
есть на счет нашей непредусмотрительности, надо отнести большую часть наших
потерь.  Свои кузницы  мы побросали  на дорогах; в  кузницах, принадлежащих
местным жителям, не было ни мехов, ни инструментов. У наших кузнецов совсем
не было гвоздей; ни железа, ни угля найти было невозможно. Дело доходило до
того, что угля и железа не было даже в арсенале в Смоленске, и я должен был
посылать людей на поиски за три лье от города под охраной отряда жандармов,
рискуя, что  их захватят казаки, нападавшие  на вице-короля и теснившие нас
со всех сторон.

Через час  после прибытия в Корытню мы узнали,  Что в расстоянии одного лье
от  нас  казаки  только  что  атаковали  небольшой  артиллерийский  парк  и
войсковой  обоз,  перевозивший  трофеи,   захваченные  в  Москве,  а  также
императорский обоз, присоединившийся к этому парку, то есть тот, который мы
только  что обогнали.  Казаки воспользовались  тем моментом,  когда колонна
вынуждена была остановиться и  сдвоить запряжки, чтобы подняться на один из
обледеневших холмов; между головой  и хвостом колонны образовался разрыв, и
немногочисленный конвой  не в  состоянии был оборонять  всю колонну. Казаки
захватили около 10 лошадей и фургоны императора, потому что объятые страхом
возницы  загнали  их в  овраг;  казаки  разграбили их,  причем этой  участи
подвергся и  чемодан с  картами; они захватили  с собой часть  вещей, а все
остальное  разбросали. Мы  подобрали  бы почти  все, если  бы  новый налет,
направленный против  головы колонны,  не напугал обозных  до такой степени,
что  они  бросили все,  что  могло  помешать их  бегству. Наши  собственные
солдаты, отставшие от своих частей, довершили грабеж. Потом, когда уже было
слишком  поздно для  спасения  разграбленных вещей,  мы узнали,  что казаки
немедленно скрылись, как только показались наши войска. Артиллерия потеряла
в этом деле половину своих запряжек; большая часть офицеров ставки лишилась
своего багажа. Я был в том числе.

Потеря карт должна была бы в высшей степени рассердить императора, но он не
проявил никакого неудовольствия даже  по отношению к людям из своего обоза.
Это происшествие  сделало всех более осторожными и  имело ту выгоду, что за
двое суток  на дорогу возвратились многие  из людей, отдалившихся в сторону
от  нее в  поисках продовольствия.  Но до  чего мы дошли,  если приходилось
сомневаться, действительно  ли есть выгода в  том, чтобы вновь собрать этих
несчастных,  которых нечем  было  кормить! Корпусам  было трудно  тащить за
собой то  небольшое количество артиллерии, которое  еще оставалось у них, и
это в  чрезвычайной мере замедляло их переходы;  собственно не надо было бы
делать больше  трех лье в день,  а приходилось делать более  чем вдвое, так
как  и  погода  и военные  соображения  заставляли  нас сильно  торопиться.

Ночью  император  вызвал меня  и  вновь, как  и  в прошлый  раз, говорил  о
необходимости  своего возвращения во  Францию. Он  снова задавал мне  те же
самые  вопросы об  армии,  о переезде  через  Пруссию и  т. д.,  спрашивая,
обдумал  ли я  его  проект. Он  начинал замечать  дезорганизацию  армии, по
надеялся, что  соединение с корпусами, которые  ждут ее на Березине, быстро
восстановит порядок,  так как эти хорошо  организованные корпуса возьмут на
себя арьергардную  службу и будут отстаивать  наши позиции, а император тем
временем реорганизует войска московской армии. Оп снова горько жаловался на
генерала Барагэ  д'Илье, неумелым  действиям которого он  приписывал потерю
большей  части  корпуса, находившегося  в  Смоленске. Он  возлагал на  него
ответственность  за  то, что  теперь  необходимо  продолжать отступление  и
терять  линию  Витебск  -   Орша,  которую  он  прежде  надеялся  удержать.

Недовольство  императора в  немалой мере объяснялось  общим разочарованием,
являвшимся  неизбежным  результатом  отказа  от широко  возвещенных  планов