севера, ширококостные воины с  востока  соединили  свои  голоса,  славящие
вождя, объединившего всех варваров.  Мечи  взлетели  в  воздух,  когда  он
спустился вниз и прошествовал к своему столу.
     - Веди нас на Рим! - кричали воины. - На Рим! На Рим!  На  Рим!  Наши
мечи жаждут крови сынов Цезаря! Наши стрелы плачут по тиранам! Веди нас на
тех, кто смеет звать нас варварами!
     Аттила сел. Поднял обе руки, призывая воинов последовать его примеру.
Они с готовностью повиновались, поскольку хотели и есть,  и  пить.  Аттила
удовлетворенно оглядел зал. Кровавый урок принес  требуемый  результат.  В
глазах воинов он видел лишь желание поскорее вступить  в  бой,  готовность
исполнить любой его приказ. Именно этого он и добивался. Мои  люди,  думал
он, лучшие воины мира. Они сокрушат легионы и пройдут маршем  по  площадям
Рима.
     Многое в тот вечер ласкало его взгляд. Столы ломились от награбленных
сокровищ и явств: драгоценные чаши, золотые и серебряные  блюда,  пряности
Востока, деликатесы  с  севера.  Круглые  колонны  были  забраны  богатыми
шелками.  Деревянные  стены  обеденного  зала  украшали   боевые   трофеи:
гобелены, полированные серебряные зеркала, короны и  скипетры  поверженных
королей, мечи полководцев, посмевших вывести войска против гуннов.  Аттилу
всегда охватывала гордость, когда он смотрел на плоды своих побед.
     Стол и стул Аттилы не отличались от остальных, но стояли на небольшом
возвышении. Садясь, он заметил, что рядом со столом поставлен второй стул.
Настроение его разом упало: он сам приказал поставить стул для Сванхильды.
Теперь он пустовал.
     - Я должен помириться с ней, - твердо сказал себе Аттила. - Это будет
нелегко, но мужества ей не занимать и у  нее  твердый  характер.  Утром  я
поговорю с ней.
     Вкушению пищи в тот день должна была предшествовать особая церемония.
Аттила кивнул Онегезию, делившему столик у возвышения с  Миккой,  почетным
гостем. Онегезий встал.
     - Линисентий! - громко крикнул он.
     Один из восьми помилованных монархов поднялся из-за своего столика  и
подошел к ступенькам возвышения, на котором сидел Аттила.  Владыка  гуннов
взял со стола простую деревянную чашу:  он  не  признавал  ни  золота,  ни
серебра. Виночерпий наполнил ее добрым вином, доставленным  из  местности,
называемой  Токай.  Аттила  пригубил  вино  и  виночерпий   передал   чашу
коленопреклоненному Линисентию. Тот выпил вино и вскинул глаза на Аттилу.
     - О могучий император, который вскорости будет править землей,  водой
и небом над нами! О любимец богов, тебя  я  благодарю  за  дарованную  мне
сегодня жизнь. Тебе я присягаю в верности, и готов по первому твоему слову
вести моих людей в бой с общим врагом.
     Все восемь помилованных по очереди  вызывались  к  столику  Аттилы  и
приносили клятву верности. То  были  гордые  люди,  многие  годы  правящие
своими странами, но все они склонили  голову  перед  варваром  с  Востока,
заставившим их признать его право повелевать. Слишком  наглядный  получили
они урок.
     С окончанием церемонии настал тот  миг,  которого  так  ждали  воины.
Длинной чередой вошли в обеденный зал слуги с огромными  блюдами  жареного
мяса. Говядина, баранина,  утки  и  куры,  дымящееся  жаркое.  Сидящие  за
столами, за исключением одного человека, не отрывали взгляда от мяса. Лишь
Аттилу передергивало при мысли о том, сколько еды поглощается ежедневно за
такими обедами. Сам он ел мало. Вот и теперь  ограничился  парой  кусочков
тушеной  баранины.  Деревянная  чаша  осталась  пустой.  Все   чувствовали
необычное настроение вождя, но это  не  помешало  им  набросится  на  еду.
Громко переговариваясь, они отправляли в рот огромные куски  мяса,  руками
разрывали куриц и уток, не забывая, однако, поглядывать на одинокую фигуру
за столиком на возвышении. И когда Аттила поднял руку,  в  зале  мгновенно
воцарилась тишина.
     Он отодвинул деревянную чашу, показывая тем самым, что время для  еды
и питья истекло. Стул, на котором сидел Микка, уже опустел, что вызвало  у
Аттилы волну негодования. Он презирает нас, подумал вождь. Потому  и  ушел
столь быстро.
     Взгляды присутствующих  скрестились  на  нем.  Аттила  заставил  себя
забыть о неблаговидном поступке Микке. Медленно огляделся.
     - Где еще вершить суд, как не в  окружении  моих  славных  воинов,  -
изрек он. - Все вы  знаете,  что  Улдин  Булгарский,  сбежавший  несколько
месяцев тому назад к нашим врагам, схвачен и брошен в темницу.  Я  склонен
разобраться с ним немедленно,  -  он  глянул  на  Онегезия.  -  Пусть  его
приведут.
     Из владений гуннов,  захвативших  огромную  территорию  между  Черным
морем и Рейном, бежали часто. Людям не нравилось правление варваров и  они
искали свободы за пределами их империи. Аттилу это задевало и  он  включал
пункт о принудительном возвращении  беглецов  во  все  договоры  с  южными
соседями. Тех, кого-таки возвращали, ждала мучительная казнь. Их распинали
на площадях в лагерях гуннов или на перекрестках людных дорог.  Наибольшую
ненависть испытывал Аттила к  Улдину  Булгарскому,  а  потому  его  поимка
расценивалась им как личный триумф.
     Ожидая, пока приведут пленника, Аттила нетерпеливо  ерзал  на  стуле.
Наконец-то, думал он. Сейчас он  предстанет  передо  мной,  Улдин  Гордый,
Улдин Несравненный, Улдин Смутьян. Теперь мы  посмотрим,  как  он  поведет
себя перед лицом смерти, принц беспорядка, доставивший нам столько хлопот.
     Два охранника ввели мужчину со связанными за спиной руками, в длинной
расшитой тунике и шароварах.  Молодого,  высокого,  недюжинной  силы.  Его
взгляд пренебрежительно обещал лыбящихся воинов и остановился на человеке,
сидящем на возвышении.
     - Улдин Булгарский, - Аттила выдержал паузу.  -  Ты  нас  презираешь.
Называешь варварами.
     Пленник ответил четко и громко.
     - Да, о Аттила. Я о вас невысокого мнения. Я называл вас варварами во
весь голос, чтобы мои слова услышали все.
     - У тебя хватило наглости написать мне об этом. Правда, писал  ты  из
Константинополя, в полной уверенности, что Византия  будет  тебе  надежной
защитой. Ты, похоже, не знал, какие у меня длинные руки. Теперь, наверное,
ты сожалеешь, что отправил мне это письмо.
     - Не сожалею, о Аттила.
     - Ты хочешь сказать, что написал бы то же самое даже зная,  что  тебя
поймают и привезут сюда?
     - Совершенно верно.
     - Похоже, - Аттила  оглядел  своих  воинов,  -  этот  гордый  молодой
человек ни во что не ставит свою жизнь, -  он  наклонился  вперед,  сверля