На плато каждый слышал о нем, беспринципном работорговце.
     Подумав, Тригетий назвал свою цену.
     - Этого мало,  мой  прижимистый  Тригетий,  -  заявил  губернатор.  -
Столько стоит одна вдова, а ты получаешь впридачу и мальчишку.
     Тригетий более не смотрел на Аманину, уже решив для себя, что продаст
ее с немалой  выгодой  пожилому  римлянину,  обожающему  красивых  рабынь.
Теперь он пристально разглядывал Николана.
     - Он такой тощий. На его теле можно пересчитать все  ребра.  Едва  ли
кто польстится на него.
     - Я обращусь к Аттиле! - вскричал Николан.  -  Мой  отец  не  нарушал
законов. Ты убил его, чтобы он не мог сказать и слова в свою защиту.
     Глаза Ванния повернулись к юноше.
     - Я представляю здесь Аттилу и действую от  его  имени.  Обращаясь  к
Аттиле, ты обращаешься ко мне. Вбей это себе в голову, несмышленыш.
     - Аттила не знает, что  ты  творишь  от  его  имени,  -  не  унимался
Николан. - Все говорят, что он милостив к тем, кто признает его власть.
     -  Этому  петушку  надо  укоротить  гребешок,  -  в   голосе   Ванния
послышались  сердитые  нотки.  -  Пожалуй,  мне  не  найти  ему   большего
наказания, чем передать в руки любезнейшего Тригетия, который  знает,  как
заставить человека придержать язык и смирить гордыню. После того,  что  он
мне наговорил, я более не желаю  торговаться.  Бери  их  обоих,  о  добрый
Тригетий. Добавь этот опал, что ты носишь на шее, и я  соглашусь  на  твою
цену.
     Работорговец снял драгоценный камень с тяжелой золотой цепочки.
     - Я дам тебе только опал. Цепь  стоит  куда  больше,  чем  этот  юный
наглец, - он опустил камень  в  подставленную  ладонь  губернатора.  -  По
рукам, о Ванний. Я заплачу тебе римским золотом, да ты и не согласишься на
другую плату. Позволь сказать тебе, что я  с  радостью  расстаюсь  с  этим
камнем. Подозреваю, он приносил мне только неприятности...
     - Николан, ни слова больше, - прошептала Аманина на ухо сыну.  -  Нам
будет только хуже, если ты их разозлишь.
     А Тригетий повернулся к своему слуге.
     - Свяжи парню руки. Мы отбываем немедленно, и я  не  хочу,  чтобы  он
сбежал. Если начнет выкабениваться, познакомь его со своим кнутом.


     К концу дня к каравану римского торговца добавилась еще дюжина рабов,
мужчин и женщин, запуганных настолько, что они не решались даже  шептаться
между собой. Были среди них и те, кого Тригетий купил не  у  Ванния,  а  у
жителей плоскогорья,  продавших  в  рабство  своих  соотечественников.  Из
соображений безопасности Тригетий разбил лагерь вдалеке от  дороги.  Двоих
своих слуг отправил в дозор, а  остальные  занялись  приготовлением  пищи.
Николану и его матери есть совсем не хотелось,  и  работорговец,  от  глаз
которого ничего не ускользало, не замедлил предостеречь их.
     - Если завтра вы упадете на дороге без чувств или  будете  отставать,
пеняйте на себя. Для рабов у меня припасено сильнодействующее снадобье.
     - Сегодня утром у меня убили мужа, - напомнила ему Аманина.
     Торговец покачал головой.
     - Тебе бы лучше думать о завтрашнем дне, когда голод заставит  забыть
о горе, - он оглядел ее с головы до  ног.  -  Ты  же  порядочная  женщина.
Присядь, и я кое-что расскажу тебе, для твоей же пользы, - и сел сам. -  Я
занимаюсь торговлей рабами и стремлюсь к тому, чтобы получить максимальную
прибыль. Я человек не жестокий, но не могу  смешивать  чувства  и  работу.
Сфера моей деятельности - пограничные провинции, из которых  недавно  ушли
римляне. Чем неопределеннее там обстановка, тем мне легче  покупать  рабов
по низким ценам. Чаще всего я покупаю детей.  Их  продают  родители.  Если
голодных ртов становится слишком  много,  с  какими-то  расстаются,  чтобы
прокормить остальных. С детьми у меня никаких хлопот. Один щелчок кнута, и
они уже все понимают. Но наибольший навар дают мне такие женщины, как  ты,
благородного происхождения, приятной наружности, в теле. Возможно, ты  мне
не поверишь, но в данной ситуации  наши  интересы  совпадают.  Тебе  нужны
хороший хозяин и легкая жизнь, и именно он даст мне за тебя самую  высокую
цену, - Тригетий покивал, как бы подчеркивая последнюю фразу. - В  знатных
римских семьях всегда есть работа для рабыни. Я могу найти такую, что ищет
auro praepositia. Эта работа вполне подойдет тебе, поскольку всех-то делов
- держать золотое блюдо и  следить,  чтобы  оно  всегда  блестело.  Семьям
постоянно требуются lectors. Часто нужна corinthiaria, присматривающая  за
бронзовыми  вазами.  Несколько  ниже,  но  тоже  вполне  достойное   место
structia, которая присматривает за  приготовлением  кондитерских  изделий,
или panicoctaria, на которую возложена выпечка  тортов,  -  в  глазах  его
блеснул огонек. - Есть еще более легкие занятия, о которых мне  нет  нужды
упоминать,  поскольку  ты  высоконравственная  женщина.  На  тебя  в  Риме
найдется много покупателей, готовых заплатить высокую цену. И  чем  старше
покупатель, тем выше цена.
     Аманина не ответила. Изнемогая от стыда, она сидела, склонив  голову,
сцепив руки.
     - Но, если ты не будешь следить за собой, женщина, я продам тебя не в
столь высокородную семью. И станешь ты  auditia,  которая  прибирается  по
дому, или cubicularia, что перестилает постели. Именно это ждет тебя, если
ты будешь плакать и похудеешь. Никому не нужны женщины с дряблой  кожей  и
тощими бедрами.
     - Моей маме очень плохо, - вмешался  Николан,  стоявший  рядом.  -  Я
требую, чтобы ее оставили в покое.
     Тригетий медленно поднялся.
     - Я пытался помочь, хотя мне следовало отдать вас обоих  моим  людям,
дабы вас как следует выпороли. Именно такие петушки,  как  ты,  доставляют
мне хлопоты. Пусть это будет для тебя уроком, - и хлыст торговца опустился
на плечи Николана. Острая боль пронзила его тело, инстинктивно он  подался
назад. - Хочешь получить двадцать таких же ударов? Будь уверен,  получишь,
если еще раз скажешь хоть слово.
     Весь следующий день у Николана так саднили плечо и шея,  что  он  шел
рядом с  матерью,  не  раскрывая  рта.  Думал  он  об  отце,  и  душу  его
переполняли ярость  и  отчаяние.  Когда  караван  остановился  на  ночь  и
большинство пленников набросились на  грубую,  пересоленную  еду,  Николан
придвинулся вплотную к матери, наклонился к ее уху.
     - Мы этого не вынесем, - прошептал он. - И должны подумать о  побеге.
Я еще не знаю, как это сделать, но что-нибудь да придумаю. Надо не  только
убежать, но и найти дорогу домой. Я намерен нарисовать карту.
     Его мать в отчаянии покачала головой.
     - Николан, не тешь себя беспочвенными  надеждами,  -  шепнула  она  в