ответ. - Для тебя  рабство  не  будет  в  тягость,  любимый  мой  сын.  Ты
вырастешь высоким и сильным и со временем  сможешь  купить  себе  свободу.
Говорят, в Риме полно свободных  людей,  когда-то  бывших  рабами,  и  они
богаты и влиятельны. Если же ты  попытаешься  убежать,  сын  мой,  и  тебя
поймают, все будет кончено. Тебя распнут на кресте. Они поступают  так  со
всеми беглыми рабами, - по ее телу пробежала дрожь. - Обещай мне сохранять
благоразумие. Да и зачем, - и тут он увидел, как  по  ее  щеке  покатилась
первая слеза, - ...зачем нам  возвращаться  домой?  Нас  вновь  схватят  и
продадут другому работорговцу.
     - Мама, но что будет с тобой?
     - Сын мой, это неважно. Я потеряла желание  жить,  увидев,  как  твой
отец рухнул, пронзенный мечами.
     Николан долго молчал, прежде чем заговорить вновь.
     - Я не хочу причинять  тебе  большего  горя.  Возможно,  ты  права  и
убежать невозможно. Но карту я вычерчу. Чтобы хоть чем-то занять себя.
     Следующей ночью, когда все уснули, Николан пробрался к костру и нашел
в золе обуглившийся корешок. Его мать оторвала от подола полоску  материи.
На ней-то, разделенной на  квадратные  пуски,  Николан  и  начал  рисовать
карту.
     И сразу открыл в себе способности, о существовании  которых  даже  не
подозревал. Выяснилось, что он легко определяет расстояния и высоты, а его
рука без труда переносит увиденное на материю. Закончив первый рисунок, он
уже не сомневался, что, следуя своим записям, доберется домой.
     С той поры каждый день он внимательно следил за дорогой, отмечая  все
особенности, измеряя расстояния. А каждый вечер вычерчивал пройденный путь
на очередном квадратике белой материи. Квадратики он складывал в  потайной
карман на поясе.


     Среди рабов был высокий мужчина средних лет,  которого  звали  Сарий.
Обычно Николан шел рядом с матерью, но так получилось, что в один из  дней
оказался в замыкающем ряду колонны, куда  всегда  ставили  прихрамывающего
Сария. Они разговорились и мужчина рассказал  Николана  свою  историю.  Он
родился и вырос в Иллирикуме свободным человеком, но  женился  на  рабыне.
Амага  родила  ему  двух  сыновей,  а   ее   хозяин   объявил   их   своей
собственностью. Когда они выросли, он продал их работорговцу.
     - Моя Амага умерла, - вздохнул несчастный отец. - Потом я узнал,  что
мои сыновья куплены римским сенатором. Я  решил,  что  обязательно  должен
повидаться с ними. И хоть как-то  помочь  им.  А  со  временем,  может,  и
выкупить. Но ничего этого я не мог  сделать,  оставаясь  в  Иллирикуме,  -
Сарий грустно покачал головой. - Оставалось только  одно.  Я  продал  себя
Тригетию. На деньги, которые он заплатил мне, а  заплатить  он  постарался
как можно меньше, я, возможно, смогу купить свободу моим бедным  сыновьям.
Если мне удастся их разыскать.
     - А что случится с тобой? - спросил Николан.
     Сарий повернулся к нему.
     - Мне все равно, - воскликнул он, - если только они обретут свободу.
     И,  наконец,  наступил  день,  когда  на  горизонте  оказались  стены
великого города, который охочие до перемен  римляне  построили  на  берегу
Адриатики. Над стенами виднелись  крыши  беломраморных  дворцов  и  купола
великолепных соборов. Сарий, как обычно, хромающий позади, вскинул  палку,
предлагая Николану подойти к нему.
     - Ты слышал новость? - прошептал он, когда они оказались рядом.
     - Я ничего не слышал, - признался Николан.
     - Нас продадут здесь, в Равенне.
     Николан повернулся к своему спутнику и увидел, что его лицо почернело
от горя.
     - Но Тригетий не может продать тебя. Он же пообещал привезти  тебя  в
Рим.
     - Обещание, данное рабу - ничто, - с горечью  ответил  Сарий.  -  Его
можно тут же нарушить, -  он  застонал  от  отчаяния.  -  Тригетий  выбрал
Равенну, потому что здесь живут теперь многие богатые римляне, переехавшие
сюда вслед за старухой (он имел в виду  мать  императора  Галлу  Плачиду).
Поговаривают, что и император намерен перебраться в Равенну. Так что  цены
идут вверх. И рабов тут можно продать дороже, чем в Риме, - и  не  обращая
внимания на надсмотрщика, выразительно  помахивающего  кнутом,  несчастный
отец воскликнул. - Прощайте, бедные мои сыновья! Я вас никогда не увижу!
     Николан попытался утешить его, заметив, что  у  богатых  римлян,  что
покупают рабов в Равенне, наверняка есть дома и в Риме.  Так  что  ему  не
стоит терять надежду: он еще мог попасть в столицу империи.
     - Я уже подумал об этом, - вздохнул Сарий. - Но это слабое утешение.
     На следующий  день  рабам-мужчинам,  спавшим  во  дворе  харчевни  за
городскими стенами, приказали  раздеться  догола.  Затем  по  очереди  они
опускали обе ноги в ведро с белой краской. После чего сидели на влажных от
росы  булыжниках  мостовой,  положив  ноги  на  деревяшки,  давая   краске
подсохнуть.
     Николан спросил своего соседа, что означает сия процедура.
     Белые ноги, - пояснил он, - свидетельство того,  что  мы  -  варвары,
впервые ступающие на  территорию  их  империи.  И  покупатели,  что  будут
оглядывать нас со всех сторон, совать пальцы  в  рот  и  тыкать  в  живот,
поймут это безо всяких вопросов.
     - Нас будут продавать голыми?
     Его собеседник кивнул.
     - Они хотят видеть, что покупают.
     - А женщин?
     - И они будут, в чем мать родила.  Потому-то  на  невольничьем  рынке
полно народу. Многие приходят сюда каждый день. У большинства за душой нет
и  ломаного  гроша,  но  зато  есть  возможность  вдоволь  наглядеться  на
обнаженных девушек.
     Николана охватила злость. Он спрашивал себя,  неужели  и  его  матери
придется пройти через это унижение. Он не сомневался,  что  она  умрет  от
стыда, если ее  заставят  выйти  на  люди  голой.  Он  посмотрел  на  свои
закованные в цепи руки. Неужели он ничего  не  мог  с  этим  поделать?  Он
обратился к охраннику и попросил того позвать Тригетия.
     Охранник рассмеялся и взмахнул хлыстом.
     - Позвать хозяина? Глупый раб, я  исполосую  тебя  хлыстом,  если  ты
раскроешь рот.
     Невольничий рынок представлял  собой  круглую  площадку  со  скамьями
высотой в два фута, тянущимися по периметру. Тригетий  арендовал  половину
скамей. Николан стоял на в  секторе,  отведенном  мужчинам  и  не  решался