Их ввели в зал в императорском  дворце,  в  котором  через  несколько
минут появилась и принцесса, сопровождаемая служанками и придворными.  Она
перемолвилась несколькими словами с молодым офицером, передавшим ей письмо
Аэция. Николан был выше большинства рабов, а потому его поставили в  самый
конец. На его подушечке  лежал  флакон  с  натуральным  нардом,  редким  и
дорогим  ароматическим  веществом.  К   его   удивлению,   его   разбирало
любопытство. Очень хотелось посмотреть, какая из себя принцесса Гонория.
     Он увидел стройную девушку с огромными глазами. Она  часто  улыбалась
и, судя по всему,  ей  очень  понравился  нефритовый  сосуд.  Произвел  на
принцессу  впечатление  и  офицер,  с   курчавыми   черными   волосами   и
мужественным загорелым лицом. Когда он преклонил перед ней колено, ее веер
коснулся его плеча. На одно мгновение, как бы  случайно.  Наконец,  пришла
очередь Николана подняться  на  три  ступени  и  встать  на  колени  перед
принцессой, низко наклонив голову. От красоты девушки у  него  перехватило
дыхание. То ли разыгралось его воображение, то ли он увидел, как  дрогнули
ее ресницы, когда он  протянул  ей  подушечку  с  нардом.  Едва  ли  такое
произошло, но так хотелось в это верить. Однако то, что  произошло  далее,
он уже не мог списать на воображение.
     Прежде чем одна из дам взяла флакон и  положила  рядом  с  остальными
подарками, принцесса с возгласом: "Какая прелесть", - наклонилась  вперед,
чтобы понюхать нард. У нее  были  чудные  волосы,  темные,  как  глаза,  и
шелковистые. От нее шел волнующий аромат,  по  сравнению  с  которым  нард
казался дешевкой. Какие-то мгновения ее голова находилась рядом с его,  но
их хватило, чтобы до ушей Николана  донеслись  едва  слышные  слова:  "Как
жаль, что ты раб, и не мой раб!"
     Все поплыло у него перед глазами,  и  он  испугался,  что  не  сможет
подняться и сойти с мраморных ступеней. Но тут принцесса,  повернувшись  к
своим дамам, бросила: "Это нард, а я его  не  люблю".  Эти  слова  привели
Николана в чувство, Он встал и ретировался на свое место в шеренге рабов.
     Несколько  минут   спустя   церемония   закончилась.   Очаровательная
принцесса улыбнулась всем, кто находился в зале, и исчезла. Николан  вновь
обрел способность дышать. "Интересно, - спросил он себя,  -  говорила  она
такие слова кому-то еще"? Ответ был однозначным: нет, только ему.
     Рабов отвели в мрачную комнату в дальней части  дворца  и  дали  один
кувшин  фалернского  вина.  Свободные  люди,  прибывшие  вместе  с   ними,
наслаждались едой и питьем в другом зале. Когда подошла очередь  Николана,
он отрицательно покачал  головой.  По  цвету  он  догадался,  что  это  не
настоящее фалернское вино,  при  приготовлении  которого  виноградный  сок
смешивали с медовой водой.
     В этот самый момент  в  комнату  вошел  молодой  человек,  огляделся.
Николан заметил его во время церемонии. Он выделялся не  только  ростом  и
могучими мышцами рук, но и решительным взглядом темно-серых глаз. Одет  он
был в тунику с цветами принцессы. Бляха на плече указывала на то,  что  он
раб.
     Едва он увидел Николана, лицо его осветилось улыбкой, и он направился
к нему.
     - Ты отказался от вина. Правильно сделал. Оно разбавленное и  слишком
сладкое, - по-латыни он говорил с акцентом.
     - Я вообще не люблю вино, независимо от его качества.
     - В рабах, я чувствую, ты недавно. Тебе выкрасили ноги белой  краской
при приезде в Рим?
     Николан кивнул.
     - Это сделали в Равенне. Я с севера, из страны в верховьях Дуная.
     - А я из еще более северной страны. Из Британии. Может, ты и  знаешь,
остров к северу от Галлии. Большой и красивый остров, - он указал  на  уже
опустевший кувшин. - Я раб с рождения, так что такое отношение  мне  не  в
диковинку.
     - Я обратил на тебя внимание в зале  приемов.  Подумал,  что  ты  был
гладиатором до того, как запретили бои.
     - Я тоже заметил тебя. И сказал себе: "Он мне нравится,  и  я  должен
поговорить с ним до его ухода".
     От этих дружеских слов на глазах Николана навернулись слезы. Никто не
обращался к нему с такой теплотой с того  самого  дня,  когда  в  их  доме
внезапно появился Ванний и круто изменил его жизнь.  Теперь  его  окружали
люди, имевшие  над  ним  абсолютную  власть,  да  рабы,  завидовавшие  его
быстрому возвышению в дворцовой иерархии. Он уже начал склоняться к мысли,
что доброта исчезла из этого мира, оставшись в далеком прошлом.
     - Если бы мы могли быть вместе! - вырвалось у  Николана.  -  Уже  три
года я один как перст. У меня нет ни друзей, ни даже доброжелателей. Я так
несчастен.
     - Меня зовут Ивар, - представился бритонец. - А тебя, мой новый друг?
     - Николан.  Моему  отцу  принадлежали  обширные  земли.  У  нас  были
отличные лошади.
     Ивар не стал говорить о своих родителях. Ранее он сказал, что родился
рабом, и, возможно, решил, что более распространяться об этом не стоит.
     - Ты прав, мне хотелось бы быть рядом с тобой. Но, к сожалению, этому
не бывать. Я боюсь Рима, и маловероятно, чтобы меня  продали  сюда.  А  не
предпочтешь ли ты Равенну? - Ивар покачал головой и сам ответил на свой же
вопрос. - Нет, это ни к чему. Здесь ты в большей безопасности.
     Короткая команда бейлифа прервала  этот  разговор.  Николан  встал  в
строй рабов. Обернулся, и молодой бритонец на прощание улыбнулся, кивнул и
взмахнул рукой.
     Во дворец Аэция рабы возвращались, построившись в  колонну  по  двое.
Николан попал в пару с очень разговорчивым мужчиной.
     - И как она тебе?  -  спросил  он.  А  потом,  не  дожидаясь  ответа,
высказал собственное мнение о принцессе Гонории. -  Худовата,  знаешь  ли.
Одни глаза и никаких бедер, - он повернулся к Николану.  -  Что  она  тебе
сказала?
     - Мне? - такого вопроса  Николан  не  ожидал.  -  Ты  имеешь  в  виду
принцессу? Она мне ничего не говорила.
     - Странно, - нахмурился мужчина. - Я же видел, как двигались ее губы.
И другим так показалось, - он покивал.  -  Знаешь,  она  хочет,  чтобы  ее
боготворили все мужчины,  которые  видят  ее,  хотя  все  знают,  что  она
влюблена в того высокого раба. Который разговаривал с тобой.
     На лице Николана отразилось изумление.
     - Не может быть. Я уверен, что он не посмел и взглянуть на нее. Какая
там любовь. Он же знает, какое ему за это грозит наказание.
     - Не хотел бы я оказаться  на  его  месте,  -  гнул  свое  собеседник
Николана. - Он принадлежит ей и должен повиноваться ее приказам. Но спасет
ли его это? Нет, если  старуха  пронюхает  о  происходящем.  Но  принцесса