- Так, - кивнул Николан, не  отрывая  глаз  от  всадника,  пустившего
лошадь вскачь и быстро приближающегося к ним. - Сидя в кабинете  Аэция,  я
все видел и слышал, а потому многое узнал. Конечно,  я  никому  ничего  не
рассказывал, потому что за одно  слово  меня  могли  убить.  Так  едва  не
произошло, когда Аэций только заподозрил меня в том, что  я  проговорился.
Так вот, Аэций пребывает в полной уверенности в том,  что  столкновение  с
гуннами неизбежно. Возможно, это произойдет через несколько лет, но он уже
начал подготовку к решительному сражению. Он не  сомневается,  что  сумеет
победить Аттилу, когда тот двинется на Рим, но полагает, что малой  кровью
победы ему не добыть. Он презирает Аттилу,  но  и  начинает  бояться  его.
Ивар, если будет война между гуннами  и  этим  деградирующим  народом,  во
главе которого станет Аэций, я хочу сражаться на стороне  Аттилы.  Никогда
ранее Николан не высказывался столь откровенно. Бритонец нахмурился.
     - Ник, друг мой, в  таком  вопросе  нельзя  руководствоваться  личной
обидой.
     - Меня обидели, и обидели жестоко, - ответил Николан, - но дело не  в
этом. Все свободное время я проводил в Риме, наблюдая, как живут  люди,  и
бедные,  и  богатые.  Нигде  нет  такого  вызывающего  богатства  и  такой
ужасающей бедности. Бедняки живут не лучше рабов. А богатство  всего  мира
растрачивается несколькими сотнями семей. Но это еще не все. Я не  приемлю
римской морали. Эти  гордые  и  жестокие  люди  озабочены  одним:  как  бы
подольше хапнуть. Все идеалы забыты, и  этим  они  даже  гордятся.  Каждый
стремится обогнать остальных в гонке за властью и богатством. Вот  два  их
кумира. Ивар, мы оба знаем, что мир не может существовать без  искренности
и порядочности. Он рухнет, если люди, его населяющие, забудут об идеалах.
     - Значит, ты хочешь увидеть Рим побежденным, - подвел итог Ивар. -  А
кто придет ему на смену?
     - Я не пророк. Я не пытаюсь заглянуть так далеко. Я  озабочен  только
одним - внести посильную лепту в победу  над  этим  развращенным  городом,
который мы покинули. И кто бы не пришел ему на смену, все будет лучше.
     Когда  гунн  остановил  лошадь  перед  ними,  из-за  поворота  дороги
показались другие всадники. Гунн быстро заговорил. Слов они не поняли,  но
интонации были явно враждебными.
     - Мы говорим по латыни, - пояснил Николан и указал на запад, добавил.
- Я из Бакони.
     Всадник кивнул, поняв, о чем речь. Николан указал на Ивара.
     - Британия. Остров. Британия.
     Гунн покачал головой. Эти слова для него ничего не значили.
     Подскакали другие всадники, окружив Николана и Ивара плотным кольцом,
о чем-то жарко заспорили между собой.  В  конце  концов  все  двинулись  к
повороту, из-за которого они появились. Всадники жестами требовали,  чтобы
Николан и Ивар шли быстрее. Некоторые даже вытаскивали мечи.
     - Похоже, мы пленники, - заметил Ивар.
     - Столица Аттилы где-то рядом. Туда они нас и ведут.
     - Хотелось бы, чтобы они  проявили  больше  заботы  о  моих  уставших
ногах, - пробурчал бритонец.
     - Гунны рождаются в седле, так что  к  ногам  не  испытывают  ничего,
кроме презрения, - пояснил Николан. - Я вспоминаю  те  слова  на  гуннском
языке, которые знал мальчиком. Если я не  ошибаюсь,  они  думают,  что  мы
шпионы. И очень довольны тем, что поймали нас.
     - Наверное, полагают, что нас скоро казнят, - вздохнул Ивар. - И  это
радует их еще больше.
     Столица гуннов только строилась. Она широко распласталась по равнине,
но ей еще недоставало той бурной  активности,  что  пришла  с  подготовкой
большой  войны.  Однако,  штандарт  Аттилы  уже  развивался  над  главными
воротами,  показывая  миру,  где  живет  его  будущий  повелитель.   Из-за
деревянных стен доносились людские голоса, ржание лошадей, лай собак.
     Группа всадников,  с  копьями  и  кожаными  мишенями  на  всем  скаку
вырвалась из ворот. Не снижаясь скорости, они помчались на обоих  путников
и их конвоиров. Пролетели мимо, нахлестывая лошадей и что-то крича. Копыта
их лошадей подняли пыль, которая затмила все, даже штандарт над воротами.
     - Они сумасшедшие? - озабоченно спросил Ивар. Никогда в жизни  он  не
видел ничего подобного.
     - Да. Но они также хитры и расчетливы, - ответил Николан.  -  Никогда
не  знаешь,  что  они  учудят  в  следующий  момент.  Так  что  нельзя  их
недооценивать.
     Один из сумасшедших всадников мчался прямо на Ивара, с нацеленным ему
в грудь копьем. И отвел его лишь за мгновение,  по  ходу  вырвав  клок  из
рукава  туники  бритонца.  Лошади  -  маленькие,  верткие  -   похоже,   с
удовольствием участвовали в  этом  спектакле.  Они  брыкались  и  неистово
ржали.
     - Мы пришли сюда по своей воле, друг мой, - вздохнул Ивар. - И я  вот
думаю, а не ошибка ли это.


     Двум путешественникам, видевшим и мраморные дворцы  Рима,  и  громаду
Колизея,  столица  Аттилы  показалась  жалкой  и  убогой.  А  его  дворец,
вызывавший  такие  восторги  у  гуннов  -  бревенчатой  хижиной,  пусть  и
увеличенной  во  много  раз.  Во  всяком  случае,  деревянные  колонны   и
заостренная крыша  их  не  впечатлили.  Пленников  провели  через  большой
обеденный зал. По лестнице они спустились в маленькие  комнатки  под  ним,
где Аттила проводил большую часть дня.
     Одну из стен его кабинета занимала только что принесенная карта.  Бич
Божий, в синей тунике (той же самой синей тунике, тогда еще совсем  новой,
богато расшитой золотом), сидел за маленьким  столиком.  Тяжелым  взглядом
немигающих глаз он прошелся по пленникам. Толмач начал допрашивать  их  по
латыни, обращаясь к Ивару,  габариты  которого  произвели  впечатление  не
только на него. Пока Ивар объяснял, кто они такие и как попали  к  гуннам,
Николан не отрывал глаз от карты.
     Аттила молча сидел за своим столиком. Сначала он смотрел на Ивара, но
затем его внимание привлек Николан, по-прежнему разглядывающий  карту.  На
ней  была  изображена  сеть  дорог,  ведущих  от  Рима  к   Альпам.   Его,
естественно, более всего интересовала та, по которой они пришли из Италии.
     Оба пленника решили, что  император  гуннов  может  общаться  с  ними
только через толмача, поэтому немало  изумились,  когда  он  заговорил  на
латыни.
     - Мои рисовальщики карт лучшие в мире, - Аттила указал  на  карту  на
стене и обратился к Николану. - Ты, который так заинтересовался ею, что ты
о ней думаешь?
     К своему удивлению, Николан не испытывал ни  малейшего  страха  перед