ваш", -- отвечал князь.
     --  Откройте  ворота, а  я  уж разберусь, кого пасти,  а кого  --  сами
понимаете.
     Непрерывная  пушечная  пальба подтверждала добрые  намерения Горбатого.
Наконец ворота отворились. Новгородское начальство упало в ноги князю. Иоанн
продолжал игру. Благословился  у  архиепископа, громко,  чтобы  все слышали,
провозгласил прощение и милость  Новгороду, поселился в  доме новоизбранного
посадника, будто бы и не был этот чин запрещен присяжной грамотой и крестным
целованием. Пока лилось вино и ощипывались лебеди,  пока  под рожки  и гусли
праздновали  встречу  дорогого  гостя, спецназ шуровал по теремам непокорной
новгородской верхушки. Владыка  Феофил  был схвачен  и  сослан в  московский
Чудов монастырь с конфискацией  имущества,  50  "лучших" людей  новгородских
подверглись  пыткам  в ту же ночь  застолья. 100 человек  были  казнены, 100
семей  купцов  и  детей  боярских  разосланы по низовым  городам.  Вот  кто,
оказывается, придумал депортацию народов -- Горбатый!
     Теперь  за  Новгородом присматривали зорко и карали неотвратимо. Каждый
год  раскрывались   действительные  и  мнимые  заговоры.  Люди  под  пытками
оговаривали  друг  друга  и просили  прощения за оговор уже под перекладиной
виселицы. Выселение  Новгорода продолжалось:  1487 год --  50  семей  купцов
вывезено во Владимир, 1488 год -- семь тысяч заговорщиков вывезено в Москву,
часть  казнена,  часть  разослана  по  городам. На  их место  по  московским
путевкам посылались надежные молодые люди.
     Кругозор  Горбатого не  ограничивался  Новгородом.  Он так  же  жестоко
покорил Вятку, Псков, Казань, Рязань, Тверь, Ярославль, Ростов Великий...
     Тут я  заметил,  что  Писец  дергает меня  за карман и  что-то  шевелит
губами. Выражение лица его при  этом  было не то радостное, не то тревожное.
На мой немой вопрос:  "Чего надо?", он подобрался поближе и  горячо зашептал
чесноком: "Батюшка! Иго кончилось! Кончилось Иго!".
     -- Какой я тебе батюшка? -- не сразу дошло до меня.
     -- Так нету же Ига! -- свистел Писец сдавленным горлом.
     Эх, люди! А ведь и правда, миновал же 1480 год! За делами новгородскими
да тверскими мы чуть было не прозевали великую дату!
     В средней школе нам говорили, что после Поля Куликова Иго терло русскую
шею еще ровно  100 лет. Мы  думали,  что так совпало, и в 1480 году Горбатый
разбил полчища  какого-нибудь  Мамая  Второго.  Или совершил  рейд  на Орду,
спалил Сарай,  да  и заложил заодно  Волго-Донской канал. Нет. Ничего такого
эпохального не  произошло.  Горбатый продолжал грабить братьев,  но, как все
наглые  и  жадные,  оказался  легок на испуг.  Братья,  -- а  это  были  все
двоюродные  да троюродные Рюриковичи -- написали Ивану, что хан Золотой Орды
Ахмат  идет  на Москву с несметными  силами,  табунами, чумными  да  сыпными
пехотинцами и совсем уж  заразными гаремами. Так что, крышка тебе, государь.
А вот,  если ты нас приласкаешь да приголубишь,  будешь держать в чести и  в
доле, то мы ополчимся и поможем тебе разбить нечестивых агарян.
     "Государь" покривился-поежился, но согласился. Братья не подвели. Когда
в ноябре 1480 года войско Иоанна выстроилось на нашем берегу  реки  Угры, то
на  подмогу ему с посвистом налетели двоюродные  полки  и  разогнали  туман,
поднимавшийся с осенней речки.  Орды  Ахмата под туманом не оказалось.  Ушел
коварный  азиат.  Горбатый нехотя раздал помощникам серпуховские,  пермские,
ростовские и прочие уделы и занялся обычными делами.
     Что  обидно:  никаких торжеств  в  Москве  по  случаю окончания Ига  не
сыграли.  Не  было  ни  салюта,  ни мыльных казней,  ни  раздачи  московских
пряников. Даже колокольной сюиты никакой  не исполнили -- боялись лишний раз
трогать опасный  новгородский вечевой колокол,  который  смиренно покрывался
зеленью среди проверенных колоколов кремлевского оркестра...
     Что  нам  теперь  делать?  Главу  мы начинали  про  Горбатого, при  нем
закончилось Иго, а  часть третья  нашего повествования под  названием  "Иго"
осталась  далеко  позади.  Но переименовать  ее нельзя.  Переименование  уже
написанного  документа в нашей  стране может  выйти боком. Посовещавшись, мы
решили оставить все как есть. То есть, Горбатого  кончать своим чередом, про
Иго -- забыть.  Писец подсунул нам образец  проклятой грамоты, и  я заставил
его  и  Историка  подписаться, что  впредь они меня не  осудят,  если  конец
очередной части не  будет попадать в год начала  следующей.  А я обязался не
кривиться и не щуриться при  прочтении  их цитат. Историк был  рад и  такому
примирению, а  Писцу  я вернул карточки  для "балды"  -- в  благодарность за
заслуги перед русской словесностью...
     Теперь, значитца, Горбатый. Он без Ига не скучал.
     У неспокойных  братьев умерла мать,  бывшая  великая княгиня  --  вдова
Темного. "Она очень умиротворяюще действовала на Иоанна", -- уверял Историк.
     --  Ничего себе --  смирительница! -- подумал я, но виду  не подал: мне
пришла мысль, что Историк прав. Старая карга переводила стрелки на  Новгород
и  другие княжества, чтобы Горбатый не загрыз своего младшего  брата  --  ее
любимого  сына  Андрюшу  Большого.   Теперь   маменьки  не   было,  и  жизнь
родственников  стала  подвергаться  большой  опасности.  К  Андрею  Большому
прибежал боярин Образец и стал уговаривать Андрея бежать: в коридорах власти
о  нем  говорили  как о  покойнике. Андрей кинулся  к  Ивану  Патрикееву  --
крупному   думскому   авторитету.   Патрикеев    шарахнулся   от   призрака,
перекрестясь. Тогда Андрей пошел прямо к Горбатому и спросил, что да почему.
В ответ услышал речь совсем в духе папы Темного.
     -- Клянуся небом и  землею и Богом  сильным, творцом всея  твари, что у
меня и в мыслях не бывало ничего такого!  -- божился честный  Иоанн  и  даже
стал   разыскивать  разносчиков  нелепого  слуха.  Изловили   шутника  Мунта
Татищева, устроили ему торговую казнь, это когда на базаре тебя начинают как
бы казнить, кричат, бьют в барабаны, пробуют топор на черном петухе, а потом
вдруг  из  толпы  выскакивает  зачуханный  дьячок и зачитывает  помилование:
ссылку,  конфискацию  имущества, отсечение  правой руки и  прочие нестрашные
наказания. Иоанн хотел  еще Татищеву  язык отрезать, да  митрополит зачем-то
отговорил его.
     Клятву Богом,  творцом всея  твари, пришлось  в муках терпеть целых два
года. Но  в 1491  году нашелся повод, --  Андрей не пошел защищать  братский
Крым от  какой-то мелкой орды. Через полгода Андрей по делам заехал в Москву
и был принят  очень  по-доброму. Выпили, закусили  с дорожки. Утром Горбатый
позвал  Большого брата опохмеляться. Андрей поспешил  ударить князю челом за
угощение.  Брат  ждал  его  в   комнате,   которую  все  домочадцы  называли
"западней". Пока братья лобызались да улыбались, бояр  Андрея перехватали  и
рассадили  по одиночкам.  К самому  Андрею  вошла  толпа  московских  бояр с
"плачем великим": "Ох, государь! Пойман ты Богом да государем великим князем
Иваном  Васильевичем всея Руси, братом твоим старшим".  Стал Андрей  думать,
при чем тут "творец всея твари", а в это время его сыновей ловили в Угличе и
в кандалах сажали в  Переяславскую тюрьму.  Дочерей "не  тронули".  Хотел  я
уточнить у Историка, как  это: совсем не  тронули или не тронули  посадить в